– Так, значит, Гарель, ты не лишен чувства юмора.

Лев Доранеллы обернулся. На губах застыла настороженная улыбка. Точная, но очень редко появляющаяся копия улыбки Эдиона – тот на них не скупился. Аэлина называла его не иначе как Дядюшка Котенок, пока однажды Эдион не рявкнул на нее и не потребовал думать, прежде чем раздавать прозвища. Гарель относился к подобным вещам гораздо сдержаннее. Вот и сейчас он лишь вздохнул, как вздыхал всегда в присутствии Аэлины и Фенриса.

– У Гареля чувство юмора просыпается раз в сто лет, – прохрипел Фенрис. – Так что моли богов, чтобы совершилось твое Преображение, иначе больше ты этой редкости не увидишь.

Аэлина усмехнулась, но ее смех быстро смолк. Эдион почувствовал, как к нему в живот заползло что-то холодное и скользкое.

– Прости, – пробормотал Фенрис, морщась не от неуклюжести своей шутки, а от боли.

– А откуда ты? – вдруг спросила Аэлина, не дав Эдиону особо раздумывать над своими ощущениями. – Лоркан, насколько знаю, был уличным мальчишкой на задворках Доранеллы.

– Очень скоро этот уличный мальчишка обосновался на задворках дворца Маэвы. Это к слову о его тяжелом детстве, – снова поморщился Фенрис. – А мы с Конналом родились в приличной семье. Наши родители жили в юго-восточной части владений Маэвы…

Фенрис стиснул зубы и зашипел.

– Твои родители? – переспросил Эдион.

Внимание Аэлины вновь было поглощено раной Фенриса. Эдион видел, как сестра легко исцеляет мелкие раны. Исцеление живота Маноны заняло много дней и подвигалось медленно. А эта рана…

– Наша мать была воительницей, – продолжал Фенрис, с заметным трудом произнося каждое слово. – Она и обучала нас. Отца мы видели редко. Он возвращался с одной войны и почти сразу отправлялся на другую. Обязанность защищать дом лежала на матери. Она же обо всем сообщала Маэве.

Фенрис и Аэлина – оба тяжело дышали. Эдион подвинулся, и Аэлина целиком прислонилась к нему. Про распухшее колено Эдиона никто не спрашивал, и оно могло только тупо ныть.

– Когда нам с Конналом стукнуло по тридцать, мы, что называется, стали дергать за поводок и требовать, чтобы мать взяла нас в Доранеллу. Хотелось увидеть город, встретиться с королевой. Но больше всего нас привлекали занятия, свойственные молодым парням, когда в карманах полно денег, прыть подстегивает, а мозги еще не окрепли. Однако стоило Маэве нас увидеть, и…

Фенрис ловил воздух ртом.

– И дальше все пошло наперекосяк.

Аэлина и Эдион знали продолжение его истории.

С груди Фенриса убрали последнее пятно зеленой слизи. Аэлина отерла вспотевший лоб.

– Маэва ведь наверняка знает, что ты ненавидишь свою клятву.

– Конечно знает, – согласился Фенрис. – Потому она меня сюда и послала. Понадеялась, что временная свобода меня измучит и истерзает вконец.

У Аэлины тряслись руки. Несколько раз судорога пробегала по всему телу. Боясь, что она упадет, Эдион обнял сестру за талию.

– Я тебе сочувствую, – только и могла сказать Фенрису Аэлина.

Помимо большой раны, на груди Фенриса было несколько мелких. Все они начали затягиваться. Почувствовав, что силы Аэлины на исходе, Рован поспешил к ней.

Лицо Фенриса еще сохраняло землистый оттенок. Взглянув на подошедшего Рована, он сказал Аэлине:

– Мы для этого и рождаемся: защищать, служить, заботиться. С Маэвой все это выглядит… насмешкой.

Он потрогал свои медленно затягивающиеся раны.

– Но для каждого фэйского мужчины это зов крови. То, что ведет его по жизни. То, чего мы ищем, даже если утверждаем обратное.

Удивляясь себе, Эдион вдруг обратился к отцу:

– А ты как считаешь: Маэва достойна вашей защиты, служения и заботы? Или ты такого же мнения, как и Фенрис?

Гарель заморгал от неожиданности, потом выпрямился, двигая затекшими плечами. Пират, с которым он возился, уже спал. Эдион выдержал пристальный взгляд темно-желтых отцовских глаз, пытаясь гасить все проблески надежды, мелькавшие у Льва Доранеллы.

– Я тоже происхожу из хорошей семьи. У меня было два старших брата. Мне не светило ни наследство, ни власть, и тогда я избрал путь воина. Маэва меня заметила и вскоре предложила войти в ее круг. Для меня это было и остается высокой честью.

– Ты не ответил на вопрос, – тихо возразил Эдион.

Отец пожал плечами:

– Только один раз я пожалел о принесенной клятве. Только один раз мне захотелось уйти от Маэвы.

Гарель не стал продолжать. Эдион и так знал, когда это случилось.

– Ты настолько сильно ее любил? – спросила Аэлина.

Эдион глядел себе под ноги. Он был очень благодарен сестре за вопрос, но и свою благодарность ему тоже не хотелось показывать.

Гарель плотно, до белизны костяшек, сжал кулаки:

– Она была яркой звездой, появившейся после нескольких столетий Тьмы. Если бы она позволила, я бы пошел за ней на край света. Но она не позволила, и я с уважением отнесся к ее решению. Она не хотела продолжения и сказала, чтобы я ее не искал. Потом меня послали на другой континент. Я даже не позволял себе смотреть в сторону Террасена.

Поскрипывали корабельные снасти. Стонали раненые. Эдион боролся с отчаянным желанием встать и уйти. Сейчас он напоминал оторопевшего мальчишку… доблестный генерал, проведший десятки сражений на полях, по колено залитых кровью.

Чувствуя, что Эдиону не заставить себя произнести нужные слова, Аэлина спросила Гареля:

– И ты отважился бы ради нее нарушить кровную клятву? Ради них?

– Я живу по закону чести, – ответил Гарель. – Но знай, Эдион: если бы Маэва попыталась причинить вред тебе или твоей матери, я бы сделал все, что в моих силах, дабы вызволить вас.

Эти слова ударили Эдиона, потом пронеслись сквозь него. Он не позволял себе думать о них, о правде, ощущавшейся в каждом слове. О том, как прозвучало его имя в устах отца.

Гарель мельком взглянул на спящего пирата и перешел к другому. Но успел заметить распухшее колено Эдиона:

– Нужно заняться твоим коленом, а то через несколько часов оно у тебя одеревенеет.

Аэлина встрепенулась. Она уже была готова осмотреть его колено, но Эдион упрямо замотал головой:

– Такие повреждения я умею лечить сам.

Он говорил правду: полковые лекари и воины легиона Беспощадных научили его многим премудростям врачевания.

– Твои раны тоже требуют внимания, – заметил он отцу.

Рубашка Гареля была покрыта толстой коркой запекшейся крови. Ему необычайно повезло: на когтях илка, ранившего его, не осталось ядовитой слизи. Гарель мельком оглядел себя. У него дернулся кадык. Потом он молча отошел.

Аэлина попыталась встать. Эдион не сразу заметил, что ноги отказываются держать его сестру. Но подоспевший Рован поднял Аэлину на руки, не дав ей упасть. Она слишком быстро исчерпала запасы своей магической силы. К тому же атака илков помешала им поужинать.