так называемой «быстрой смерти» стала сосудистая гипертония, которая начала быстро распространяться со второй половины 1942 г. среди населения города.

Исследования ученых-медиков показали, что сосудистая гипертония является прежде всего следствием алиментарной дистрофии, от которой не оправилась значительная часть жителей Ленинграда. На состоявшейся 26 декабря 1942 г. общегородской конференции по алиментарной дистрофии и гипоавитаминозам ведущие специалисты в этой области говорили о необходимости принятия срочных и действенных мер по борьбе с этими массовыми заболеваниями ленинградцев[433]. Эффективность борьбы зависела от повышения квалификации врачей и постоянного квалифицированного контроля и руководства лечебным процессом. Для этого заведующий городским отделом здравоохранения профессор Ф. И.Машанский предлагал привлечь к организации контроля за лечебным процессом ведущих специалистов в различных областях медицины[434]. 28 декабря 1942 г. Государственная штатная комиссия при СНК СССР, «учитывая особые условия города Ленинграда», разрешила ввести в штаты районных отделов здравоохранения должность старшего терапевта, а в Городской отдел здравоохранения – должность главного терапевта[435].

Опираясь на конкретные данные об увеличении заболеваний алиментарной дистрофией с началом второй блокадной зимы, городской отдел здравоохранения подготовил в конце декабря 1942 г. для председателя исполкома Ленгорсовета П. С. Попкова докладную записку о необходимых мерах для борьбы с этим массовым заболеванием населения. Если в октябре было госпитализировано 12699 больных дистрофией, то в ноябре 1942 г. уже 14138, а в декабре 1942 г. были заняты все устроенные к этому времени 30 175 больничных коек[436]. Авторы докладной записки предупреждали, что «особенно грозным это заболевание может быть текущей зимой в связи с тем, что жизненные запасы организма в этом году ниже, чем они были к зиме прошлого года»[437]. Отмечая, что в числе госпитализированных много больных дистрофией II степени, помещенных в больницы в порядке профилактики от дальнейшего истощения, медики полагали, что при наличии столовых усиленного питания такие больные могли бы лечиться в амбулаторных условиях без отрыва от производства, ссылаясь при этом на успешный опыт ранее действовавших столовых усиленного питания. Судя по всему, изложенные в докладной записке аргументы убедили П. С. Попкова, который от своего имени направил ее 3 января 1943. г. А. А. Жданову. Предложение самого председателя исполкома Ленгорсовета – «в целях быстрого восстановления здоровья и трудоспособности трудящихся» организовать по опыту прошлого года столовые усиленного питания на 20–25 тыс. человек – видимо, не убедило первое лицо в необходимости этой меры, о чем, в частности, свидетельствовала наложенная на докладной записке резолюция: «Тов. Лазутину. Справку. Жданов»[438].

В подготовленной для А. А. Жданова справке уполномоченный Военного Совета Ленинградского фронта по продовольствию и секретарь горкома партии по пищевой промышленности П. Г. Лазутин высказался против предложения П. С. Попкова снова открыть столовые усиленного питания, объясняя это тем, что на 1 января 1943 г. 270 тыс. жителей Ленинграда получают в той или иной форме продовольствия больше, чем предусмотрено общесоюзными нормами, а кроме того, более 150 тыс. человек пользуются столовыми рационного питания, которым выделяются дополнительно значительная часть ненормируемых и даже определенная часть нормируемых продуктов питания[439]. Еще раньше заведующий городским отделом здравоохранения Ф. И. Машанский получил отказ на свою просьбу пересмотреть предусмотренные решением горкома партии сроки пребывания больных в диетических столовых (до 1 месяца), мотивируя это тем, что заболевания сердечно-сосудистой системы, язвенная болезнь, заболевания печени и почек требуют более длительного лечения. Однако А. А. Жданов считал иначе и в своей резолюции заметил, что изменять решение горкома партии по этому вопросу нет оснований[440].

К сожалению, прогноз медиков подтвердился: в декабре 1942 г. смертность населения впервые с весны 1942 г. выросла по сравнению с предыдущим месяцем. Если в ноябре 1942 г., по данным Управления НКВД, умерло 3213 человек, что составило менее полупроцента по отношению к количеству жителей на 1 ноября 1942 г., то в декабре 1942 г. умерло 3491 человек, или более чем полпроцента из 641254 человек на 1 декабря 1942 г.[441]

В спецсообщении УНКВД по Ленинграду от 6 января 1943 г., адресованном народному комиссару внутренних дел Л. П. Берии, впервые было названо число умерших в 1942 г. жителей Ленинграда, смерть которых была зарегистрирована, – 463 749 человек[442]. В представленных в Ленгорисполком почти в это же время сведениях городского статистического управления о движении населения в 1942 г. фигурировала другая цифра умерших в Ленинграде – 516 503 человек[443]. По моему мнению, сведения городского статистического управления вызывают больше доверия, хотя бы потому, что из них видно, как получена общая цифра смертности в Ленинграде за 1942 г., а именно на основе данных о помесячном движении населения, в то время как цифра, названная в спецсообщении Л. П. Берии, дана без каких-либо пояснений. Разумеется, ни те, ни другие сведения не могли быть тогда точными и тем более полными. Не случайно созданная позднее городская Комиссия по расследованию злодеяний немецко-фашистских преступников практически не воспользовалась этими сведениями и приступила к этой работе с самого начала[444].

Говоря о 1942 годе – самом «смертном» в истории нашего города, нельзя не отметить, что в жестокой борьбе со смертью в этот страшный год Жизнь все же не сдалась, о чем свидетельствует рождение 13 677 новых жителей, из которых 78 родились в декабре 1942 г.[445] Но главная ее победа состояла в том, что с наступлением второй блокадной зимы удалось избежать резкого увеличения смертности, и даже в декабре 1942 г. она, как отмечалось выше, повысилась незначительно. Хотя в осенние месяцы 1942 г. была проделана огромная работа по подготовке города к зиме, в декабре, с наступлением первых холодов, во многих домах вышел из строя водопровод. В Ленинском районе без воды остались 213 домов из 638, в Василеостровском – 168 домов из 598, в Свердловском – 130 домов из 274[446]. Ограниченное число действующих водоразборов привело к тому, что около них образовывались длинные очереди. Одной из причин неудовлетворительного состояния жилого фонда стала малая заселенность домов. В каждом районе города численность населения уменьшилась по сравнению с довоенным временем в 4–6 раз. В Дзержинском районе, в котором до войны проживало 219 тыс. человек, на 1 декабря 1942 г. насчитывалось 61890 жителей, включая 23 тыс. человек, вселенных из других районов уже во время войны[447].

Из-за слабого заселения домов, в особенности первых этажей, водопровод и канализация часто выходили из строя, а недостаток квалифицированных кадров в городском хозяйстве затруднял своевременную ликвидацию аварий. Разрушали жилой фонд артиллерийские обстрелы и воздушные бомбардировки противника. В результате пришлось прибегнуть к чрезвычайным мерам: для подготовки рабочих-водопроводчиков были выделены из состава МПВО 35 бригад (по 30 бойцов