репутацией, Анна, и без того оскорбленная, была задета до глубины души. В итоге она, увешанная драгоценностями Екатерины, сидела в одиночестве, пока я встречался с Франциском за пределами Кале.

Нам многое пришлось обсудить. В основном разговор шел о Клименте и Карле – вернее, о наших общих страхах и напастях. Франциск предложил провести во Франции папский совет, касающийся моего брака. Он обещал убедить его святейшество в том, что я готов признать любое решение, какое вынесет это собрание. Я скептически отнесся к его словам, поскольку сам толком не знал, как поступлю, если папа после стольких лет сочтет мои притязания обоснованными.

Мы вернулись в Кале, где я нашел Анну в тихом унынии. Она сетовала, что так и не ступила на ту землю, где прошли ее юные годы. Там тепло принимали ее сестру, которая некогда грела постель французского короля. А сама Анна, отказавшая как Франциску, так и мне, в награду получила прозвище «пучеглазая шлюха». Да и, судя по всему, во Франции ее считали особой низкого положения.

Я вошел в королевские покои и увидел дивную картину. Анна спала в мягком кресле. Ее голова откинулась назад, рот приоткрылся… Крайне возбуждающая поза… хотя Анна, должно быть, приняла ее бессознательно. На ее шее поблескивало Екатеринино колье. Подойдя ближе, я разглядел, что она нацепила сразу все украшения: серьги, браслеты, ожерелья. Стремясь показать, что пренебрежение окружающих ей нипочем, она решила нарядиться по-королевски, словно заявляла: «Что бы вы там ни думали, а я все равно буду носить эти драгоценности. Даже если мне придется наслаждаться ими в одиночестве».

Я стоял, глядя на нее. Бедная Анна. Во сне она казалась юной; я будто вновь видел ту девушку, в которую когда-то влюбился. Она отдала мне свою молодость, выдержала общественную клевету и теперь ожидала от меня решительных действий. И вот эта поездка во Францию, вместо того чтобы возвысить Анну, закончилась опять-таки ее позором. С каким-то детским упрямством она надела королевские драгоценности, а потом, устав от переживаний, случайно уснула.

Стоя совсем близко, я любовался ею. Ее редкостную красоту подчеркивал приглушенный свет – большая свеча горела на столе рядом с креслом. Игриво мерцали грани самоцветов, покоившихся на груди Анны.

Я позвал ее по имени, слегка коснувшись рукава платья.

Она не пошевелилась.

– Анна, – повторил я, на сей раз нежно потрепав ее по плечу.

Она медленно приоткрыла глаза и взглянула на меня. Вид у нее был смущенный.

– Ах, – наконец сонно пробормотала она, опустив взор.

Очевидно, она собиралась тайно покрасоваться в роскошных украшениях и снять их задолго до моего возвращения. И поэтому, обнаружив их сейчас на себе, пришла в замешательство.

– Вы осваиваете роль королевы, – вырвалось у меня, – вам это совсем не помешает.

Помотав головой, Анна пыталась сосредоточиться и стряхнуть остатки сна.

– Я нечаянно задремала… – пролепетала она.

– Так я и понял, – заметил я, рассмеявшись.

Она не поддержала веселья. Напротив, вяло поднялась с кресла и стала ходить по будуару, теребя в пальцах кружева. Молчание затянулось. Анна делала круг за кругом, будто безумная. Мне надоели эти сомнамбулические движения.

– Анна, в чем дело? – спросил я как можно мягче.

Однако она продолжала взирать на меня пустыми глазами – открытыми, но бессмысленными.

– Анна, – настойчиво повторил я, – вы должны рассказать мне, что вас так терзает.

Она глянула на меня со странной печалью, словно знала ответ, но не желала говорить. Я видел такое выражение на лице Марии, когда лет в семь-восемь ее заставляли признаться в какой-нибудь оплошности.

– Просто… я всего лишь грущу. – Она коснулась драгоценностей. – Мне нравится играть с ними. Они поистине королевские. И когда я остаюсь одна, то верю, что сбудутся все ваши обещания, я стану вашей женой. Меня будут уважать во Франции, и самому французскому королю, а не его шлюхе придется устроить мне пышный прием.

Она приблизилась ко мне и обхватила руками мою голову:

– Ах, Генрих, увы… пока король Англии – мой единственный друг.

– Но вы, безусловно, будете английской королевой, – заверил я ее. – И тогда у вас появится множество друзей. Так много, что вы не сможете разобраться, кто же из них относится к вам с непритворным дружелюбием.

Она сдавленно рассмеялась:

– Так говорят облеченные властью особы. Но мне кажется, что я всегда сумею распознать настоящих друзей.

– Значит, люди, обретая могущество, теряют проницательность?

Она повернулась кругом.

– Да! Ведь никто не осмеливается говорить вам правду. Всех заботит лишь собственный успех, все, точно голодные лошади, проталкиваются к кормушке. И на всякий случай заранее рассыпаются в комплиментах.

Я поморщился:

– Анна, постарайтесь быть немного доброжелательнее.

– Ни за что! Ведь со мной никто не был добрым!

– А как же я?

– Временами. – Она снова принялась слоняться по комнате. – Да, как многие мужчины, вы держите при себе двух дам. Мне перепадают безделушки и подарки, а Екатерине – церемониальные почести. Две жены! Странно, что вы еще не уподобились туркам и не обзавелись гаремом. Насколько мне известно, мусульманский закон разрешает иметь четырех наложниц.

Во мне начал подниматься гнев.

– О Мадонна! Прекратите же, Анна! Не доводите меня до крайности.

Она замерла у камина – молчаливая, холодная, как статуя. В отблесках огня складки платья казались высеченными из камня. Затем Анна вновь заговорила:

– До крайности? За двадцать с лишним лет вы успели познать много женщин! На любой вкус – от набожной Екатерины до моей уступчивой сестры Марии! А я все еще девственна! – Она начала наступать на меня. – Вы отняли у меня возлюбленного, когда мне не было еще и двадцати. А что предложили взамен? Ничего. Ничего, кроме ожидания и… оскорбительных поношений.

– Я предложил вам свою любовь… и трон.

– В какой последовательности?

Она разразилась язвительным звонким хохотом.

Мне очень не понравился ее смех. Но потом она повернулась ко мне, и, увидев ее лицо, я забыл обо всем на свете.

– Я не могу сделать вас королевой до нашего венчания, – сказал я. – Кранмер поженит нас. Но пока папа не возведет его в сан архиепископа, любые проведенные им ритуалы не будут иметь законной силы. Более того, спешка испортит все наши планы. Но осталось совсем недолго. Мы должны потерпеть.

– Потерпеть?! – вскричала Анна и бросилась к кофрам и сундукам.

Лихорадочно открывая их, она начала разбрасывать свои наряды.

– Все это мне заказали, когда впервые представили ко двору! А нынче эти платья поблекли и вышли из моды! Сколько же еще ждать?

– Всего лишь несколько месяцев, любимая.

Я надеялся успокоить ее.

– Несколько месяцев! Несколько лет! Несколько десятилетий!

Лицо Анны сморщилось, а