одиннадцать часов с тех пор, как Райнхарт привел нас к императору. Почти половина стандартных суток. Когда я последний раз спал? Перед высадкой в Ресонно. Но как давно это было? Мне необходимо было прилечь хотя бы на час. Часа вполне хватит, чтобы потом не свалиться с ног от усталости. Если пилотам только сейчас объявили сбор, то до запуска первой волны оставалось еще три-четыре часа.

Нужно было выполнить операцию предельно точно. Запуск первой волны должен был совпасть с прибытием воздушной поддержки от Лина, то есть во время очередного облета Перфугиума с его кораблей должны были отправиться аквиларии и сделать это точно над Ресонно. Сьельсинские защитники больше не удерживали позиций на геосинхронной орбите. Лин с джаддианцами отогнали их выше, но лихтерам все равно предстояло прорываться через оставшуюся в городе и вокруг него противовоздушную оборону.

Как только шахты откроются, они будут обнаружены, и хранилище колонистов подвергнется опасности. Врагу станут доступны новые входы, и придется обрушить целые отсеки, чтобы оставшиеся люди могли выжить в глубинах комплекса над водохранилищем. У нас останется лишь три пути к бегству. Первый – через святилище благословенной Мудрости, одно из зданий Капеллы посреди городских руин. Этот путь был опасен, потому что внутренние районы Ресонно до сих пор патрулировались демоническими химерами с Эринии, разыскивающими беглецов и партизан. Второй вел в подвал здания аграрной гильдии, а третий, пожалуй наименее удобный, углублялся до уровня воды и следовал вдоль канала, проложенного в самых недрах Перфугиума. Канал тянулся на несколько миль, прежде чем впадал в реку Десте, которая несла свои воды по равнинам к морю.

– Адриан! – В коридоре появилась Валка, проскочила мимо гонца и поспешила ко мне. – Куда ты?

– Я… – Точного ответа у меня не было. – К выходу на ипподром. Сьельсины скоро атакуют.

– Пусть солдаты выполняют свою работу. – Валка схватила меня за руку. – Ты нужен здесь.

– Здесь от меня никакого толку, – ответил я, качнув головой в сторону двери. – Лориан со всем разберется, не зря же мы его взяли.

Я попытался вырваться, но Валка не выпускала, вцепившись так, что я почувствовал, как пустые адамантовые кости выпирают из-под кожи.

– Валка, отпусти.

Но вместо этого она приблизилась и обняла меня. И долго молчала, прижимаясь головой к моей груди. Мое сердце медленно выскользнуло из когтей ужаса. Я поднял руки одну за другой и обнял ее в ответ.

– Прости, – сказала она, продолжая прижиматься ко мне. – Я была бы рада спасти тебя раньше. С Дхаран-Туна. Я хотела. И Отавия хотела.

Я почувствовал, как ее голова повернулась, и увидел, что на меня смотрит золотой глаз.

– Там все время было так?

– Так, – подтвердил я. – И еще хуже.

– Чем, думаешь, это закончится?

Мои глаза нашли точку на стене, где через серый цемент протянулась белая царапина. Не отпуская Валку, я смотрел на этот белый шрам, вспоминая вспоротый живот герцога Валавара.

– Есть два варианта, – прошептал я, обнимая крепче; мне хотелось, чтобы эти объятия длились вечно. – Либо мы, либо они.

Я зажмурился, чтобы не видеть коридор.

– Они не оставили нам другого выбора.

– Нам не выпутаться? – спросила Валка, сцепив свои руки у меня за спиной.

Ей было страшно.

Не помню, боялась ли она чего-нибудь прежде. Она бывала ошеломлена и встревожена. Падала духом. Но случалось ли, чтобы Валка искренне боялась? Ни одно из прежних испытаний, переживаний не заставляло ее так ежиться, так сжиматься, как в этот долгий, тихий миг в коридоре. Я сжимал ее все крепче, не желая отпускать никогда, и ее левая рука задрожала.

– Я жалею, что все это случилось, – сказала она. – Не такой жизни я искала. Когда покинула дом, я… – Она прижалась лбом к моей груди. – Лучше бы мы не летали на Падмурак. Да и на Воргоссос. После Воргоссоса все пошло наперекосяк.

Ее пальцы вцепились в мой плащ. Левая рука вздрагивала, и я взял Валку за плечо, чтобы унять дрожь.

– Я жалею, что все это случилось с тобой. И со мной. Хотелось бы мне, чтобы ты не был… – Она сбилась и затаила дыхание. – Тем, кто ты есть.

– Мне тоже, – ответил я, прижимаясь щекой к ее голове.

Я зажмурился, и мы застыли молча, неподвижно. Удивительное спокойствие, охватившее меня в командном пункте, вернулось, словно свежий глоток воздуха в безвоздушном пространстве.

Валке было страшно.

Ради нее я не должен был бояться.

Ужасы Дхаран-Туна, яму, стену, плетки, избиения, сломанные кости, голод, холод, ослепительную боль при сдирании кожи… все это я мог отставить в сторону. Это был яд, не менее опасный, чем страх. Но я испытал все, чего только может бояться человек, лицом к лицу столкнулся с бессмертным божеством, которое было древним еще на заре Вселенной, – и выжил. Валка тоже выжила и теперь остро нуждалась во мне.

Я когда-то сказал, что женщины всегда дотошно оценивают мужчин. Они могут стать нашими судьями, прокурорами и даже палачами, если мы чем-то им не угодим; и нашими заступницами, если сочтут нас достойными. В Золотую эру Земли дамы в знак расположения повязывали ленты и банты на копья рыцарей, прежде чем те отправляли своих боевых скакунов в бой. Мужчины делали предложения о браке, преклонив колено, и предлагали женщинам кольца и свои мечи. Если женщина имела достоинство, она сохраняла кольцо, а меч возвращала избраннику.

Валка давным-давно отдала мне свой знак расположения. На поле боя, на Ураганной стене Береники. Я до сих пор его носил и не снимал с тех пор, как вновь отыскал в пыльном заброшенном поместье Маддало, где он дожидался меня много лет.

Она вытащила его – серебряный медальон на цепочке – из-под моего нагрудника. Он звякнул о керамическую пластину, и Валка не сразу поймала его дрожащей ладонью.

– Я видела, как ты погиб, – сказала она. – Мы это никогда не обсуждали, но ты знаешь, что я видела.

Я поднял голову и мельком посмотрел по сторонам, опасаясь, что кто-нибудь из пажей или логофетов может услышать. Но мы были одни. Только пыль сыпалась с бетонного потолка после взрыва очередной бомбы.

– Знаю. – Я положил руку на ее кулак, чтобы остановить дрожь.

Она растопырила ноздри и сказала:

– Я больше не могу. Не могу. Мы не можем все это продолжать. – И снова уткнулась лбом мне в грудь.

В ее волосах еще держался запах ладана и сандала, скрытый, но не уничтоженный усталостью и химической реакцией тела на страх.

– Я не могу снова тебя потерять.

Она ударила меня кулаком, в котором была зажата филактерия.

– Знаю, – повторил я, не