деньги и имущество, надеясь уменьшить их бедствие. А при наступлении Великого Поста имел обыкновение раздавать деньги вдовам, а также дарил девицам свадебные платья и приданое. Иногда, как говорят, василевс оказывал благодеяния целым городам. Всегда сострадая чей-либо печальной судьбе, царь не жалея никаких средств, чтобы смягчить боль другого человека.

Исаак II Ангел относился к тому часто встречающемуся типу Византийских императоров, которые прекрасно понимали существо царской власти и свою ответственность перед Богом за вверенный им народ. Именно при нем произошла реставрация понятий о сакральном статусе императора. Хотя царь являлся человеком благочестивым, он, нисколько не смущаясь, позволял себе употреблять священные церковные сосуды для собственных повседневных нужд. Когда ему делали замечания на этот счет, он искренне отвечал, что между Богом и Римским царем нет в земном управлении такого несоединимого расстояния, как между отрицанием и утверждением; и вообще, императорам позволительно все. В качестве примера Исаак II приводил святого и равноапостольного Константина I Великого, приказавшего один из гвоздей, которыми был прибит к Кресту Спаситель, вложить в своей шлем, а второй вделать в конскую уздечку[790].

Продолжая традиции своих царственных предшественников, Исаак II не оставлял своим вниманием и область канонического права. В частности, его перу принадлежат две очень важные новеллы. В первой император поведал, как 7 сентября 1187 г. к нему явился митрополит Кизика Иоанн и сообщил, что синодальные определения его собратий часто нарушают священные и божественные каноны и благочестивые законы. В этой связи архиерей просил василевса позаботиться о сохранении их совместно с Константинопольским патриархом, поскольку царь как помазанник Божий получил и значение епистимонарха Церкви, а потому имеет возможность исправлять вместе с патриархом то, что противоречит церковным канонам.

Вняв его просьбе, 10 сентября 1187 г. василевс созвал синод, на котором присутствовал Константинопольский патриарх Никита II (1187–1189), архипастыри Антиохии и Иерусалима, а также прочие епископы. По поручению императора митрополит Иоанн повторил все, что сказал при личной встрече Исааку II, и высказал претензии по поводу нарушений порядка избрания епископов. Завязалась жаркая дискуссия, в ходе которой были оглашены некоторые синодальные документы. Ее итог был подведен самим императором, который признал факт неканоничности избрания некоторых архиереев. Затем царь установил, что впредь такое избрание должно совершаться в присутствии всех находящихся в Константинополе епископов, причем предпочтение должно отдаваться тем кандидатам, которые отмечены безукоризненной жизнью, имеют должное образование и соответствуют тем требованиям, которые были установлены Церковью ранее[791].

Небезынтересным представляется сам термин «епистимонарх», введенный в широкое употребление Исааком II. Филологически он означает начальствующее лицо над науками, научными занятиями и знаниями. Еще император святой Юстиниан Великий требовал от монастырских настоятелей, чтобы они знали «науку монашескую», т.е. монашескую дисциплину. Позднее епистимонархом стал называться особый монастырский надзиратель — «будильщик», который ночью поднимал всю братию, начиная с настоятеля, к утреннему богослужению. А во время Литургии обходил кельи, чтобы спящих по лености монахов привести в храм. Днем же он следил за тем, не сошлись ли монахи без всякой причины для праздных слов и бездельничанья, вразумляя и напоминая им об их обязанностях. Из монастырской жизни название епистимонарх было перенесено на императора, но в отношении его не монастырям, а ко всей Церкви в целом[792]. «Титул «блюстителя», — писал один исследователь, — родился в Византии, где идея блюстительства выражалась в названии царя наблюдателем за исполнением всеми церковно-должностными лицами их церковных обязанностей или попечителем, радетелем во всем и промыслителем. Блюстительство логически немыслимо без принятия мер на пользу правоверия и благочиния, т.е. без правительственной власти»[793].

Иными словами, Исаак II заявил себя безусловным правителем, главой земной Церкви, как это было ранее во времена святого Константина I Великого, святого Феодосия I Великого, святого Юстиниана I Великого, императоров Исаврийской династии, блистательных Македонцев и Комнинов. Эта мысль, вовсе не случайная для Исаака II, получила закрепление и в другом документе, где царская власть уже напрямую признается божественной, как и священство. В тексте новеллы, изданной 20 сентября 1187 г. по поводу пострижения в монашество жен кандидатов на епископские должности, без труда обнаруживается столь знакомая по прошлым периодам римской истории знаменитая византийская «симфония властей».

Василевс констатирует в документе, что нередко бывшие жены священников, избранных на архиерейские должности, продолжают вести мирской образ жизни в нарушение 48-го канона VI Вселенского Собора. В этой связи Исаак II Ангел отмечает: «Царство мое, зная о величайших для людей даров Божьих, происходящих из небесного человеколюбия, зная и о том, что богоданное помазание и достоинство царства и священства проистекают из одного и того же вечного источника, украшают и улучшают человеческую жизнь, а равно ничего не признавая настолько важным, как достоинство иереев, которые, став на царском и божественном возвышении, молитвенно простирают к Богу руки за все христолюбивое общество и, как некоторые священные якоря, утверждают и власть царскую, царство мое испытало немалую душевную печаль после того, как узнало, что каноны пренебрегаются и нарушаются к ущербу для законного порядка нашей Империи». Вслед за этим василевс постановляет, чтобы хиротония кандидатов на архиерейство совершалась далее по установленным канонами процедурам[794].

Если кто-то считал василевса слабовольным несостоявшимся монахом, то вскоре тот мог убедиться в ошибочности своей оценки. Так, уже вскоре после своего воцарения Исаак II решительно расстался с Константинопольским патриархом Василием Каматиром (1183–1186), много, хотя и невольно, способствовавшим его возвышению. Причиной низложения столичного архиерея стало его неканоническое распоряжение о расстрижении из монашества многих жен репрессированных Андроником I Комнином сановников. Вместо него царь поставил патриархом сакеллария Святой Софии Никиту II Мунтана (1187–1189), в котором, впрочем, быстро разочаровался. В поисках достойного пастыря царь обратил внимание на монаха Леонтия (1189), которого, как утверждал сам василевс, ему назвала ночью во сне Пресвятая Богородица. Но и патриарх Леонтий правил Восточной церковью не более года. Наконец, император решил возвести на Константинопольский престол Иерусалимского патриарха Досифея (1189) — случай, беспрецедентный в истории Восточной церкви. Зная, что никаких канонических оснований для такого назначения нет, царь привлек Антиохийского патриарха Феодора Вальсамона, знаменитого канониста, чтобы тот нашел обоснование для подобного перемещения.

История эта не лишена некоторых интригующих деталей. В приватном разговоре царь сделал тонкий намек, будто такое толкование необходимо ему, дабы перевести самого Вальсамона на вакантную кафедру, и родил в душе патриарха Сирии бурю желаний. Уже на следующий день Вальсамон созвал епископов, которые сообща с ним решили, будто перемещение одного патриарха на другой вдовствующий архиерейский престол не противоречит священным канонам. Царь, оповещенный о «научной находке», немедленно объявил свой