Его интерес был прост и понятен: он искал престиж. Ранее он размышлял об идее приобретения Rolls-Royce, чтобы как-то нивелировать серьезное превосходство General Motors на внутреннем рынке дорогих автомобилей, которое GE тогда имела над Ford. Приобретение Ferrari, которое могло обойтись в сущие копейки для компании, выглядело покупкой идеального аналога.

В середине апреля 1963-го в Маранелло прибыл целый легион инженеров, бухгалтеров и менеджеров. Они провели обширнейшую инвентаризацию завода, посчитав все: от первого ящика с болтами до последнего слитка алюминиевых сплавов в литейном цеху. В результате они обнаружили великолепное маленькое предприятие по производству автомобилей, спрятанное у подножия Апеннинских гор. Вдоль дороги на Абетоне располагались офисы. К востоку простиралась длинная, двухэтажная открытая галерея. Там в рабочих зонах были по диагонали выстроены гоночные болиды, за которыми ухаживали самые талантливые механики компании. Пол был вымощен красной плиткой и, как и все рабочее пространство фабрики, был безупречно чист. Позади гоночного цеха, походившего своим видом на кафедральный собор, располагались чертежные комнаты и помещения для инженеров-проектировщиков. Задняя часть треугольного ансамбля построек была самой крупной и служила домом для литейного цеха и автосборочных линий. Через дорогу находился ресторан «Cavallino», а выше в сторону Формиджине располагалась большая трехэтажная вилла, которой пользовались сам Феррари и его важные гости. В городе Модена находилось старое здание Scuderia, на которое теперь смотрела уродливая кирпичная пристройка, служившая офисом продаж и местом доставки автомобилей, а также городским офисом Энцо Феррари.

Согласно свидетельствам Лео Левина, рассказывавшего об этой попытке концерна приобрести итальянскую компанию в своей подробной истории гоночных предприятий Ford, The Dust and the Glory, эта инвентаризация была, вероятно, самой полной и точной инвентаризацией заводского оборудования в истории, и она по-прежнему хранится в архивах компании Ford Motor Company. Бухгалтеры внимательно изучили книги компании и пришли к выводу, что она все же показывала минимальную прибыльность и что субсидии, которые она, по слухам, получала от Fiat и Итальянского автомобильного клуба, больше не требовались ей для того, чтобы работать без убытков.

Стоимость сделки оценивалась в 18 миллионов долларов (удивительным образом цена оказалась меньше той суммы, которую, по всей видимости, были готовы выложить Мекомы), в обмен на которые Ford должен был получить полные права на имя Ferrari и все торговые марки, патенты и последующие технические разработки, а также 90 % акций компании SEFAC, находившейся в собственности Феррари и его ближайших родственников. Название должно было смениться на Ford-Ferrari, а гарцующий жеребец должен был остаться частью логотипа новой компании. Феррари должен был получить должность вице-президента. В свою очередь гоночное предприятие — первая и единственная любовь Феррари — должно было остаться в его собственности. Он сохранял 90 % акций, а Ford получал оставшиеся 10 %. Единственным условием было то, что Феррари придется теперь конструировать машины для тех соревнований, в которых захочет участвовать компания из Дирборна, а не только в Формуле-1 и гонках на выносливость, как это было по традиции прежде.

Когда ассистент генерального менеджера подразделения Ford Дональд Фрей прибыл в Модену, переговоры пошли без каких-либо серьезных затруднений. На дворе было начало мая, и жители Модены наслаждались тем недолгим периодом года, когда погода была теплой, ясной и относительно невлажной. Фрею было слегка за сорок, он носил очки и скрывал за своим пухлым румяным лицом крепкий и острый, как лазер, ум. Он мог изъясняться на ломаном итальянском, что впечатлило Феррари, и довольно быстро выяснилось, что двое мужчин неплохо поладили, по крайней мере, на первый поверхностный взгляд. Они провели вместе несколько вечеров: в опере рядом с домом Феррари на площади Гарибальди, и в одном из ресторанов округи. Как-то раз, в один из вечеров, Феррари взял из гаража быструю туринговую «Ferrari» и повез Фрея в Апеннины на ужин. Вел он так быстро, как только мог, порой на полном ходу влетая в повороты у отвесных круч, за которыми простирались пропасти глубиной в 150 метров. Он явно пытался напугать гостя из Детройта, но Фрей стоически переносил испытание, храня молчание, пока Феррари гнал все отчаяннее и безумнее. После ужина в горах, сдобренного изрядными порциями шампанского, Феррари повез Фрея обратно в Модену и гнал так же неистово — пока его не остановил местный полицейский патруль. Разъяренный Феррари царственно представился и потребовал, чтобы полицейские его немедленно отпустили. Но он был далеко от дома, тут констебли были куда менее склонны к сотрудничеству, а потому ему был выписан штраф за превышение скорости. «Коммендаторе», сокрушаясь, продолжил свой путь, но уже сильно сбавив скорость.

Тем временем встречи продолжались. Юристы из Италии, Америки и Швейцарии (где Феррари зарегистрировал целый комплекс холдинговых компаний и имел не один банковский счет) собирали кипы бумаг на подпись директорам. Фрей, который теперь работает профессором на одном из факультетов Северо-Западного университета, вспоминал, что Феррари по многу часов рисовал будущий логотип Ford-Ferrari, пытаясь удачно интегрировать их в единый официальный торговый знак. Он был без возражений готов продать свой актив легковых автомобилей. Цена уже была оговорена, оставалось лишь уладить рутинные юридические детали. Но гоночное предприятие было совсем другим делом. Судьбу гоночного департамента компании стороны обсуждали в неформальной обстановке в ресторане «Tucano» — на первом этаже дома Феррари через дорогу от отеля «Real-Fini» — но никаких договоренностей достигнуть не удалось.

К ТРЕТЬЕЙ НЕДЕЛЕ МАЯ ВЕРОЯТНАЯ ПРОДАЖА FERRARI КОМПАНИИ FORD СТАЛА ОБЩЕНАЦИОНАЛЬНЫМ ВОПРОСОМ. ПРЕССА РЕВЕЛА О ВОЗМОЖНОЙ ПОТЕРЕ ВАЖНЕЙШЕГО СОКРОВИЩА, КАКИМ-ТО ОБРАЗОМ СОПОСТАВИМОГО ПО ЗНАЧИМОСТИ С СИКСТИНСКОЙ КАПЕЛЛОЙ, А ПРЕДСТАВИТЕЛИ FIAT, LANCIA И ALFA ROMEO С ЛЮБОПЫТСТВОМ КРУТИЛИСЬ ГДЕ-ТО РЯДОМ.

Пошел слух о том, что соглашение между компаниями требовало от Феррари отчитываться перед Дирборном за любые расходы свыше 10 тысяч долларов (Фрей утверждал, что это полная чепуха). У публики быстро родился образ американского Голиафа, втаптывающего доблестного Давида из Маранелло в пучину забвения. Но вся полемика велась исключительно за пределами заводских ворот. Внутри предприятия все было относительно спокойно, просто потому, что ни один из реально значимых вопросов, касавшихся судьбы гоночной команды, на переговорах не поднимался. А именно они составляли основу приоритетов Феррари, и это было очевидно.

Субботним утром, когда Фрей прибыл в Маранелло, стояла ясная солнечная погода. Его уже давно утомили местные гостиницы и тоскливое, тяжкое однообразие моденской диеты, и потому он завел привычку каждый день наведываться в город из Милана, где остановился в роскошном отеле Principe de Savoia. Как и всегда, встречи проходили в странноватом офисе Феррари с его жутковатым алтарем с фотографией Дино, смутно вырисовывавшимся за спиной Фрея. В этот день в разговоре один на один должна была решиться судьба Scuderia и ее автогоночной программы. Никто из юристов или