этот момент он почувствовал, как что-то скрытое глубоко в его сердце вдруг треснуло, и через эту маленькую трещинку наружу просочилась тонкая ниточка сладкого желания. Не желая, чтобы Мо Жань заметил его радость, и опасаясь, как бы люди не подумали, что «старейшину Юйхэна легко подкупить чаркой вина», он со скучающим видом и холодным безразличием на лице потягивал вино из кувшина.

Слушая бесконечную болтовню своего недавно обретенного младшего ученика, к собственному удивлению Чу Ваньнин должен был признать, что его холодная отчужденность, больше не была непреодолимой стеной, что надежно защищала его ото всех людей. Этот парнишка почти шутя перемахнул через эту стену и вот уже как ни в чем не бывало стоит перед ним, почесывая затылок и оглядываясь по сторонам.

Пожалуй, он и правда дурак.

Тем временем Мо Жань, который как раз прикидывал в уме, какие еще подношения помогут ему завоевать сердце этого строгого отца-наставника, решился спросить:

— Учитель, вам нравится цветочный торт с османтусом?

— Да.

— А песочное печенье в виде цветов лотоса?

— Да.

— А клейкий рис с приготовленными на пару с корнями лотоса?

— Да.

С каждым его ответом ямочки на щеках Мо Жаня становились все глубже и милее. Со смехом он подытожил:

— Учитель и правда любит все сладкое.

На этот раз Чу Ваньнин не стал говорить «да», вероятно, вовремя сообразив, что тяга к сладостям как-то не слишком вяжется с его образом холодного аскета.

Он сделал еще глоток и, поскольку был несколько раздосадован, то на этот раз смело отхлебнул больше. Хотя вино имело приятный вкус, однако было довольно крепким и обожгло горло так, что он поперхнулся.

Привыкший в любой ситуации сохранять достоинство, Чу Ваньнин решил, что если сейчас закашляется, то совсем опозорится, поэтому стоически пытался сдержаться. Он терпел и терпел, а огонь в горле разгорался все сильнее и сильнее, так что в итоге уголки его глаз и кончик носа немного покраснели.

Тем временем юноша рядом, забыв обо всем, строил грандиозные планы, рассказывал ему о своих великих стремлениях и, задыхаясь от азарта и героической решимости, делился с ним своими блестящими идеями:

— В таком случае я куплю все это для Учителя, а после буду собирать информацию о самых вкусных вещах со всех уголков света, составлю каталог, а затем вместе с Учителем мы объедем весь мир и все это попробуем, а потом…

Со счастливой улыбкой на губах, он повернулся к Чу Ваньнину и вздрогнул от испуга.

— Учитель, вы… что случилось?

— …

Разве не опозорился бы он, потерпев неудачу, как образцовый наставник, поперхнувшись вином, что было подарено ему его собственным учеником?

Оставалось лишь, стиснув зубы, терпеть. Из-за этого уголки его глаз стали еще краснее, а сами глаза заволокло предательской влагой.

Мо Жань совсем растерялся:

— Я что-то не то сказал? Учитель, почему вы плачете?

— …

Чу Ваньнин безмолвно уставился на него. Его длинные ресницы чуть дрожали от досады.

Изумленный Мо Жань не почувствовал его гнева и на несколько секунд замер в оцепенении. В какой-то момент, казалось, он что-то понял, после чего его голос сразу стал очень мягким и нежным:

— Это потому что раньше никто не покупал еду для Учителя?

От этого вопроса гнев Чу Ваньнина только усилился.

Мо Жань же, ничего не замечая, продолжил:

— На самом деле, когда-то мне было совсем нечего есть, и я почти умер от голода. Но потом на дороге я встретил милого старшего братца, который просто так дал мне целый горшок очень сладкой жидкой рисовой каши… Мне ведь тоже всегда нравилось сладкое, но до этого я не встречал никого, кто мог бы купить мне еду.

У этого юноши был врожденный талант ставить себя на место другого, так что, в конце концов, он искренне поверил в то, что глаза Чу Ваньнина покраснели, потому что тот был растроган до глубины души.

А потом он просто взял Чу Ваньнина за руку.

Это было совсем уж неожиданно. На протяжении своей жизни, за исключением случаев, когда прикосновения были необходимы для заклинательской практики, за руку Чу Ваньнин брал только его наставник Хуайцзуй. А тут вот так вдруг этот только приступивший к обучению ученик, забыв о правилах приличия, крайне бесцеремонно схватил его за руку. Для него это оказалось полной неожиданностью[249.5].

Он уже собирался разозлиться, но, подняв глаза, увидел, что эта его персональная «маленькая неожиданность», подняв удивительно красивое, но все еще немного по-детски наивное, лицо, со всей серьезностью и очень искренне пообещала:

— Когда повзрослею, я куплю для Учителя много сладостей! — обращенное к нему лицо излучало безграничную нежность и теплоту. — Я куплю для вас самые лучшие конфеты и сладости, сколько захотите, ведь моя мама учила меня, что нужно воздавать добром за благодеяние.

Не слишком преуспев в учении, этот ребенок долгое время жил в доме развлечений, поэтому его речь иногда выглядела довольно странно, а используемые им выражения звучали до смешного нелепо и не могли точно донести его мысль.

Однако Чу Ваньнин все понял и ошпаренный этими искренними словами, на несколько мгновений ошарашенно уставился на Мо Жаня, а потом быстро опустил глаза, так и не проронив ни слова.

Спустя некоторое время, когда вино, наконец, перестало жечь ему горло, Чу Ваньнин, неловко откашлявшись, с деланным равнодушием произнес:

— В будущем не повторяй эти глупости. И еще… — внезапно его охватило любопытство, — есть кое-что, о чем я хочу спросить у тебя.

— Конечно, Учитель, спрашивайте.

Чуть поколебавшись, Чу Ваньнин с некоторым смущением все же спросил:

— Тогда перед Пагодой Тунтянь было так много людей, почему ты поклонился именно мне?

Юный Мо Жань открыл рот, чтобы ответить…

В этот же миг его воспоминание неожиданно резко оборвалось.

Тасянь-Цзюнь с кувшином вина в руке встал прямо напротив впавшего в оцепенение Чу Ваньнина. Подняв палец, он бесцеремонно ткнул его в лоб.

— Что с тобой?

Приходя в себя, Чу Ваньнин медленно сфокусировал взгляд на стоящем перед ним Тасянь-Цзюне, на бледном лице которого застыло мрачное выражение человека, не знающего, что такое жалость. Хотя он был по-прежнему красив, однако внешняя красота не могла скрыть внутренней жестокости этого тирана. Этот дикий зверь с парой острых соколиных глаз уже давно не был тем пылким юношей, которого он помнил.

Все это в прошлом.

Чу Ваньнин вдруг почувствовал себя очень вымотанным и невероятно уставшим. За все