входа в спорткомплекс. У каждого были свои дела, но, взглянув на Женю, Лев Циммерман предложил:

– Пойдем пройдемся.

Они пошли по направлению к набережной. Май в этом году был солнечный, теплый, но ветреный. Женя накинула на плечи ветровку.

– Тебя болтает, – сказал Циммерман.

– Да.

– Понимаю. Ты, конечно, в спорте недокатала. Это видно. В спектакле ты начинаешь раскрываться совершенно по-другому, по-актерски, и публика тебя помнит, а главное – любит. В настоящий момент «Три мушкетера» – твой реальный шанс остаться на льду.

– Я понимаю, – ответила Женя. – Только у меня скоро концерты с Вавой.

– Я знаю. Но это максимум неделя, а что потом?

Что потом? Главный вопрос.

– Вот это меня волнует больше всего, – призналась Женя. – Мне очень нравится выступать. Да, сейчас я в какой-то степени компенсирую то, что недополучила когда-то. Но я не могу понять, готова ли посвятить этому год, два, три. Не делаю ли ошибку? К тому же Сеня. С Сеней мне кататься легко. Будет ли так же с его заменой?

– Попробуй. Мне кажется, может получиться неплохо.

В том, что это будет «неплохо», Женя не сомневалась. А вот в том, что «великолепно», – уверена не была.

И на просто «неплохо» она была не согласна.

– Я подумаю.

Они вышли на набережную. Набережная была полна отдыхающих. С одной стороны – спорткомплекс, с другой – пляж с лежаками и раскрытыми зонтиками. Дальше – море, уходящее за горизонт. И чайки в небе. Уехать? Остаться?

Она бы уехала, если бы был Дан. А без него… какой смысл возвращаться в Москву?

– Ты должна понять, чего хочешь, – сказал Циммерман. – Понять, что тебе нужно на самом деле.

Он знал, о чем говорил. Он сам когда-то был на перепутье, но сумел найти собственную дорогу.

– Да, должна, – согласилась Женя. – Потому и прошу время подумать. А потом точно скажу «да» или «нет».

– Хорошо. Знаешь, я скоро тоже на несколько дней улетаю в Питер, буду ставить программы. Вполне возможно, там пересечемся.

Это означало, что там Женя должна будет дать ему ответ.

– Возможно, пересечемся, – ответила она эхом.

С Сеней после окончания контракта прощались странно. Он все-таки ее поцеловал. В губы. Тоже на набережной, когда было уже темно. На море темнеет быстро. Они вышли после финального спектакля, и он поцеловал.

– Я буду по тебе скучать.

– Лучше возьми золото Европы.

– Будешь за меня болеть?

– Буду.

Произнеся это, Женя удивилась. Она поняла, что сказала правду. Она будет болеть за Сеню. Значит, она его окончательно простила? Значит, все прошлое действительно в прошлом?

– В общем, Лизе привет, и, надеюсь, вы обойдетесь без дальнейших травм. Программы поставьте хорошие.

И, ответно поцеловав Сеню в щеку, Женя быстро, не оглядываясь, ушла.

А на следующий день она улетела в Москву, где провела три дня, прежде чем отправиться в Питер.

Эти три московских дня прошли как во сне. Женя не поехала к Дану. Она поехала к себе. Поехать к Дану – это значит расставить все точки. И Женя не была уверена, что это будет многоточие, а не окончательная точка. Поехать к Дану – это значит забрать свои вещи и Тоби. Женя поняла, что не готова. Дан не звонил, не писал и про вещи не напоминал. Пока Тоби там – еще есть какая-то надежда, хоть призрачная, хоть обманчивая, но есть. Все остальное – потом – после Питера. Что бы это ни было.

Москва после нескольких месяцев отсутствия показалась слишком шумной, слишком людной, слишком торопливой, живущей своим собственным ритмом мегаполиса. С чего Женя решила, что они в таком огромном городе будут ходить с Даном одними улицами?

За эти три дня не пересеклись ни разу. Зато, как ни странно, она увидела маму Дана и испытала почти шок.

Женя возвращалась из ателье, где немного переделывали ее старое платье для выступления на грядущем концерте, и по дороге домой зашла в супермаркет купить продуктов. В итоге она остановилась около витрины с шоколадными бомбочками.

Остановилась и замерла. Сразу же вспомнила свое знакомство с Даном и его неожиданный подарок. Память подхватила и унесла. В груди закололо так, что дышать стало трудно. Женя неосознанно протянула руку и взяла упаковку из трех шариков. Шоколадные бомбочки с маршмелоу. У нее даже кружка специальная для этого имеется.

Когда Женя уже отходила от витрины, краем глаза она заметила женщину, показавшуюся знакомой. И, зайдя за стеллаж, обернулась. Это была Полина. Она тоже взяла упаковку шоколадных бомбочек. Надо же… И лишь чуть позже, окинув взглядом маму Дана, Женя поняла, что та… в положении. Это было так неожиданно, что Женя замерла. Полина уже отошла от полки и направилась дальше, а Женя все стояла и смотрела на ее удаляющуюся спину. Решиться на ребенка? В ее возрасте? Для этого нужна смелость.

Неожиданная встреча в супермаркете стала еще и яркой иллюстрацией к тому, что жизнь не стоит на месте, она идет, в ней у всех что-то происходит. Пока Женя каталась в Сочи, люди здесь продолжали жить. И Дан тоже.

Женя не хотела сталкиваться с Полиной около касс. Она просто не представляла, как себя вести. Поздороваться? Как делают все воспитанные люди. А что дальше? Старательно отводить свои глаза от ее живота? Сказать: «Передавайте от меня привет Дану»? Выслушать от нее что-нибудь нелицеприятное, учитывая то неудачное интервью про свободное сердце? Сделать вид, что вообще ее не заметила? В результате к кассе Женя подошла только после того, как Полина расплатилась и направилась к выходу. Чувствовала Женя себя при этом маленькой девочкой и трусихой.

Какао в тот вечер она сделала и пила его из питерской кружки, обещая себе все же найти солнце в дождь.

На следующий день Женя забрала из ателье переделанное платье и вечерним поездом уехала в Питер.

Питер Жене был рад. Пластиковый лед ждал, на нем утром Женя уже пробовала тренироваться. Получилось неплохо. Осталось только перенести на пластик придуманный в голове танец.

Дождь был только один раз – сегодня – и то быстро закончился.

А «Беранже» и вовсе порадовал свободными столиками.

Официант принес заказ – овощной салат и торт с чаем. Торт, конечно, сейчас Жене был вовсе ни к чему. Но гулять так гулять. Она слишком долго сюда добиралась, чтобы отказаться от десерта. И если уж быть до конца откровенной с самой собой – просто хотелось заесть собственное… что?.. одиночество?

В Питере без Дана все было не так. Женя шла по Невскому и вспоминала их осеннюю прогулку. Ветер, холод, темный вечер, его теплые ладони, его горячие