— Ну, ну, — остановил ее Марио, — это безумные речи. Что тебе нужно сейчас? Почему ты, рискуя жизнью, вернулась сюда и поджидаешь меня здесь? Верни мне эту монетку, я дам тебе вот эти золотые, ты в них явно нуждаешься.

— Оставь свое золото себе, Марио, я в нем не нуждаюсь. Я хочу сохранить твой залог и я сохраню его, как бы ты ни стыдился того, что я ношу на груди твое имя. Я пришла, чтобы рассказать свою историю, нужно, чтобы ты ее выслушал.

— Говори же скорей: ночь очень холодная, давно пора спать.

— Но я могу сказать только тебе, а здесь нас услышит твой слуга. Пойдем отсюда вместе со мной.

— Нет. Мой слуга спит за дверью. Говори здесь и поторопись, а то я уйду.

— Слушай же, я расскажу все быстро. Ты ведь знаешь, что моего отца повесили, а мать была сожжена…

— Да, я помню, ты часто об этом говорила. И что же?

— А вот что. К несчастью, я попала в руки Ла-Флеша. Он ломал мне кости, чтобы сделать более гибкой, держал в клетке, отчего я болела и становилась злобной. Он показывал меня, как показывают загнанного зверя, который всех кусает.

— Но твоя месть была не менее ужасной?

— Да, я убила его при помощи песка, камней и земли, потому что он кричал: «На помощь! Дайте мне воды!» Одна его рука еще могла двигаться, и он попытался задушить меня. Но, спасая свою жизнь, я сделала то, чего ему едва не удалось избежать. Разве я не должна была это сделать? Это был мой долг! Возможно, вам, остальным, удалось бы его спасти. Но разве он не отплатил бы вам тем же, чем и Беллинда, которая, если бы не я, вчера отравила бы вас всех, тебя, твоего отца и слуг. И все это, по ее словам, только ради того, чтобы не пострадала моя репутация гадалки и сбылось то, что я при свидетелях тебе предсказала.

— Так, значит, ты и ее тоже…?

— И это тоже был мой долг по отношению к ней! Слушай же, слушай дальше мою историю! Отомстив Ла-Флешу, я спряталась в павильоне в саду. Я видела, что мой поступок вызвал у тебя гнев, и пережидала, пока это пройдет. Мне казалось, что ты будешь тревожиться обо мне, разыщешь и оставишь жить в замке, полюбишь. Но вечером ты пришел туда со своей Лорианой и стал ей говорить, что хочешь стать ее мужем. Она посмеялась над тобой: она считала тебя слишком юным, но, видит Бог, это она слишком стара для тебя! А потом ты сказал ей, что презираешь меня. Это я слышала очень хорошо! Тогда я сделала так, чтобы на нее упал камень. Я хотела убить ее, но вы подумали, что камень упал случайно, ушли, и я осталась совсем одна. Там я и провела ночь, страдая от голода и холода. Я была взбешена, и это меня поддерживало. Я проклинала вас обоих и себя за то, что вызвала твой гнев. Я хотела лишить себя жизни, но смелости мне не хватило. Мне казалось, что я ненавижу тебя и больше не хочу с тобой оставаться, и я пошла в Брильбо за деньгами Санчо, которые я украла для Ла-Флеша два или три месяца назад в доме в Кай-Ботте.

Я тогда не очень ценила деньги и, чтобы навредить Ла-Флешу, отдала их Санчо, который их хорошо запрятал и получил, таким образом, власть над цыганами. Им он обещал, а иногда и подкидывал один-два экю. Я же знала, где он зарыл свои сокровища. Там оставалось еще много, или мне просто казалось, что много, ведь самой мне нужно было так мало. Я несколько раз брала оттуда понемногу и прятала в разных местах.

Я вбила себе в голову, что могу жить одна, ни от кого не завися, путешествовать там, где захочу, — детские мечты! Скоро мне стало скучно, и, когда я встретила Беллинду — а она была в жалком виде, обритая, спасалась бегством, — я рассказала о моем тайном богатстве, скрыв только места, где я его укрыла. О, она очень старалась выведать это: улещивала, изводила, уговаривала и выспрашивала. Она все время надеялась вырвать у меня мой секрет, именно поэтому была по-матерински добра и изображала, что служит мне, была ласкова, чтобы потом предать.

О! Как ужасно она меня предала! Она продала, обманула меня, она не посмотрела, что я еще ребенок. Было уже поздно, когда я поняла все это; охваченная стыдом, я поклялась отомстить ей, как только будет возможно.

Сейчас ее мертвое тело, наверное, уже стало добычей ворон! Дело сделано, Бог свидетель!

— Твои преступления ужасны, несчастная девчонка, — отозвался Марио. — Надеюсь, что это конец?

— Теперь ты должен полюбить меня, Марио, или я отомщу Лориане. Я знаю, ты все еще любишь ее, только что на постоялом дворе ты отказался говорить о ней с теми господами. О! Я ведь тоже там была, спряталась в чулане и слышала все плохое, что ты там обо мне говорил.

— Если слышала, то как можешь требовать от меня любви? Это безумство.

— Я не безумна! От ненависти до любви один шаг, я это испытала на себе. Можно ненавидеть и обожать в одно и то же время. Ты ведь сам признал, что мои глаза стали красивее, а руки тоньше, что во мне появились красота и свежесть юности. Ведь так ты сказал недавно на постоялом дворе. А накануне многие из этих дворян делали мне такие предложения, что я могла бы накупить еще много других юбок из тафты и много других красивых серег. И все потому, что я, все равно, красивая или уродливая, вскружила им головы. Но мне ничего не надо ни от них, ни от тебя. У меня еще остались деньги, спрятанные в Берра, и я могу уйти, когда захочу. Бойся этого, Марио. Лориана ответит мне за тебя. Или ты возьмешь меня с собой, или останешься без нее.

— Ты сама признаешься в своих преступных замыслах, — сказал Марио, — и я вынужден тебя задержать.

Он попытался схватить цыганку, полный решимости отдать ее в руки правосудия, но смог удержать, только ее шарф: исчезающая быстрее, чем гонимые ветром тучи, она сбежала.

Он стал ее преследовать и наверняка догнал бы, но, едва повернув за угол, он услышал громкие звуки труб. Это был сигнал седлать коней, начинался бой. И Марио побежал к отцу, который уже поднялся по тревоге.

Ранним утром все были уже на марше. Сузский перевал — это ущелье длиной в четверть лье, а шириной — не более двадцати шагов, местами перегороженное обломками скал. Уловки принца Пьемонтского привели в конце концов к тому, что наша армия выступила на два или три дня позднее. Противник выиграл время и хорошо укрепился.

Ущелье было разделено тремя укрепленными баррикадами с ограждениями и рвами вокруг. На господствующих высотах с двух сторон от них в небольших редутах находились солдаты.

Пушка форта Талласс, сооруженного на соседней горе, простреливала открытое пространство между Шомоном и входом в ущелье. Это была одна на тех позиций, в которой горстка людей способна остановить целую армию.

Но ничто не могло остановить «французскую ярость»[62].

Многие блестящие историки описали для нас эти славные события, после них мы можем добавить лишь немногое. Но наша задача не в изложении истории по известным фактам, а в ее воссоздании по забытым эпизодам. Поэтому мы последуем за прекрасными господами из Буа-Доре через все перипетии битвы, оставив в стороне восторги по поводу грандиозности происходящих событий. Нам тем более необходимо так поступить, потому что сами они не имели никакой возможности созерцать происходящее.