бывало, но Тиннстра знала, что на самом деле все наоборот.

— Мне жаль.

— И мне.

— Как у тебя дела?

— Хорошо. В городе беспорядок, и новый командор Эгрила, Валлия, занята превращением этого места в крепость, но мне удалось выяснить все, о чем ты меня просила. У ханранов есть кое-кто внутри за́мка — консорт Лариуса, — и она составила план внутренних помещений за́мка.

— Отличная работа. Действительно, отличная работа. Давайте найдем место, где мы сможем... — Тиннстра поморщилась, почувствовав, как острая боль пронзила ее голову. Боль отличалась от всего, что она испытывала раньше, словно она ощутила магию, которая была одновременно и далеко, и рядом. Но так же внезапно, как и появилась, боль исчезла. Как будто ее никогда и не было.

— Ты в порядке? — спросила Венна.

— Да. Это... — Слова застыли у Тиннстры на языке. К ним шли мужчина и женщина. Хотя Тиннстра видела Джакса всего один раз, она сразу его узнала. Но именно женщина, которая была рядом с ним, заставила ее усомниться в том, что она увидела. Женщина, которую она считала давно умершей.

Тиннстра закрыла рот рукой. Это было невозможно. В груди у нее все сжалось, а глаза наполнились слезами.

— Мама?

Это слово прозвучало почти как всхлип.

Это заставило женщину замереть на месте. Она в замешательстве уставилась на Тиннстру, затем ее глаза расширились. Она тоже закрыла рот рукой:

— Тиннстра?

58

Тиннстра

Котеге

Тиннстра не могла пошевелиться. Она не знала, что делать. Ее мать умерла. Она была мертва так долго. Пятнадцать лет жизни Тиннстры.

Но здесь прошел всего год. Даже меньше. Совсем немного времени.

Она все еще не могла пошевелиться.

— В чем дело? — спросил Раласис, переводя взгляд с Тиннстры на ее мать и обратно. — Вы знакомы?

— Она моя мать, — сказала Тиннстра.

— Твоя мать?

— Да. — Тиннстра почувствовала, что внутри нее все рушится. Все стены, все барьеры. Все, что она возвела. Ее сила. Ее твердость. Все это рухнуло при виде женщины, которая ее создала.

— Тиннстра? — Мать позвала ее громче, она не была парализована, как ее дочь. Она сделала несколько неуверенных шагов вперед, затем бросилась к дочке и обняла, уткнувшись маковкой в шею Тиннстры.

И все же Тиннстра не могла пошевелиться, не знала, что делать, что сказать, что думать, что чувствовать. Затем ее мать заплакала, громкие, вырывающиеся из груди рыдания, и руки Тиннстры наконец, почти по собственной воле, обвились вокруг Мойри, и она почувствовала, что в этой женщине, которую она считала мертвой, есть жизнь. Почувствовала, как бьется ее сердце. Почувствовала ее дыхание на своей шее, ее слезы на своей коже.

— Мама.

Тиннстра крепко сжала ее, не желая отпускать, отчасти боясь, что, если она это сделает, мать исчезнет. А еще она боялась того, чем она стала с тех пор, как мать видела ее в последний раз, — боялась, что это оттолкнет мать. Она больше не была маленькой девочкой Мойри. Тиннстра сделала из себя чудовище, воплощение ненависти, гнева и насилия. Что скажет мать?

— Я думала, что больше никогда тебя не увижу, — сказала Мойри. — Милостивые Боги, это чудо.

Затем Мойри отступила назад, чтобы получше разглядеть свою дочь. Тиннстра вздрогнула, когда мать дотронулась до ее лица, но на лице Мойри не было ни страха, ни отвращения — только любовь. Мать улыбнулась:

— Ты стала старше.

— Мама... — прошептала Тиннстра. Она хотела извиниться. Она хотела прощения. Она хотела… Боги, она не знала. — Это трудно объяснить...

— Шшш, — прошептала мать. — Я тебя нашла. Это все, что имеет значение. Не то, как мы сюда попали. Не то, что мы сделали. Ничто не имеет значения, кроме того, что мы снова вместе.

Тиннстра крепко обняла мать. Настала ее очередь плакать. Она плакала, потому что меньше всего на свете хотела этого. Еще одна причина остаться. Еще одна причина отказаться от своего плана. Было ли это делом рук Богов? Какая-то их попытка остановить ее руку?

Это было невозможно, и все же…

— Мойри? — Это был однорукий генерал, Джакс.

Тиннстра подняла голову, вытирая слезы с глаз, пытаясь снова найти камень, который она возвела вокруг своего сердца.

Джакс топтался поблизости, неприятный, неловкий. Ожоги, которые он получил в Киесуне в ту ночь, когда Тиннстра и Зорика сбежали, немного зажили, но он все еще выглядел ужасно. Как и все остальные. У всех нас есть шрамы.

— Джакс, — сказала Тиннстра. — Рада видеть тебя живым. Хасан сказал, что ты умер еще в Киесуне.

Мужчина выглядел так, словно его ударили:

— Я… Меня схватили. — Он перевел дыхание. — Мы?..

Мать взяла его под руку:

— Джакс, это моя дочь, Тиннстра.

Между ее матерью и Джаксом установилась близость, которую Тиннстра сочла тревожащей:

— Ты помог нам с Зорикой сбежать из Киесуна.

— Ты изменилась, — сказал Джакс.

— Разве мы все не изменились?

Он опустил голову:

— Да.

— Мы спасли Джакса от охотников-эгрилов в Гандане. Он сбежал из за́мка Рааку в Кейджестане, — сказала мать.

— Он сделал что? — Тиннстра не могла поверить своим ушам. Кто-то был в столице Эгрила. — Как?

— Меня схватили в Киесуне, и переправили в Кейджестан при помощи Тонин, — сказал Джакс, не в силах смотреть на нее, его голос срывался.

— На что был похож Кагестан? Ты видел Рааку? Ты...

Ее мать подняла руку:

— Тиннстра. Дай этому человеку перевести дух.

По двору прокатился шум. Люди кричали, указывая в воздух. Тиннстре не нужно было оборачиваться, чтобы понять причину. Она уже почувствовала толчок в своем мозгу, который подсказал ей, что Зорика в пути сюда.

Вместо этого она наблюдала за реакцией своей матери и Джакса. Они никогда раньше не видели королеву, и никакие истории не могли подготовить человека к тому, что он в первый раз увидит — Зорика в полете. Их глаза расширились, рты отвисли и все остальные мысли, без сомнения, вылетели у них из головы.

Тиннстра обернулась только тогда, когда поняла, что Зорика рядом, и не смогла сдержать улыбку, увидев свою дочь, сияющую от счастья. Какие бы споры у них ни были, это не имело значения. В тот момент она не чувствовала ничего, кроме любви, гордости и надежды.

Тиннстра внесет свой вклад в победу в