граде Божьем», где представлен созданный Августином образ совсем другого, замкнутого ада, но при этом исследователь косвенно устанавливает общность между Зосимой и Августином, доказывая «неразумность» сведения

…непостижимо богатого и многогранного богословия Августина к одному этому пункту. Если его бесчисленные будящие мысль идеи и не сводятся в последовательную систему, то они все же самым непосредственным способом связаны друг с другом и устремлены к центру, представляющему собой не что иное, как пылающее любовью сердце, которое на многих изображениях этот святой держит в руке. Если это так, а великая Традиция всегда видела великого «отца западного мира» именно таким, то мы не вправе рассматривать его суровые эсхатологические заявления, которые в старости стали еще более суровыми, просто как отказ от того, что было ему глубоко небезразлично [Balthasar 1988а: 71].

272

См. «К генеалогии морали» Ницше и его апострофу о человекобоге «Заратустра — безбожник» [Ницше 1990, 2: 122–123].

273

«Gave It a Name» («Назвал своими словами») — песня Брюса Спрингстина о вине, в первых строках которой говорится об убийстве Авеля, совершенном Каином, библейским персонажем, с которым ассоциируется Иван. Думается, что «назвать своими словами» — это исцеляющий прием, который, несомненно, полезен любому духовному наставнику, пытающему побудить другого человека определить проблему, сформулировать ее и предпринять соответствующие действия для ее устранения.

274

Виктор Террас поясняет слова Ивана так: «аллюзия к свадебному обряду русских крестьян, в ходе которого невеста должна была продемонстрировать нерешительность, выбирая, то ли ей соединиться с суженым, то ли отказаться от этого» [Terras 2002: 409].

275

В своем анализе неэффективного исповедального диалога «человека из подполья» у Достоевского Бахтин отмечает, что «слово о себе героя из подполья — не только слово с оглядкой, но <…> и слово с лазейкой» [Бахтин 2002: 259].

276

Августин комментирует этот стих в произведении «О христианской науке»: «Что, напр[имер], так неважно и малозначуще, как чаша холодной воды? Но неужели поэтому Господь изрек самую мелкую и незначительную истину, когда сказал, что не пригубит мзды своей тот, кто ученику его дает чашу студеной воды?» [Августин 1835: 299]. Распятый на кресте Иисус говорит: «Жажду» (Ин. 19:28), что указывает еще на одну связь между Иваном и Христом. Благодарю Мэйр Маллинз, напомнившую мне об этом отрывке Священного Писания.

277

Он «пересолил», и некоторые «даже руки ему не хотели подать на первых порах: слишком-де уж стремительно в консерваторы перескочил» [Достоевский 1972–1990, 15: 80]. Этот эпизод заставляет вспомнить о двух предыдущих отказах от рукопожатия: Зосима слишком остро воспринимает свое новообретенное смирение и отказывается от предложения «противника» обменяться рукопожатием [Достоевский 1972–1990, 14: 272]. После допроса, когда Митя протянул руку, желая попрощаться, Николай Парфенович «припрятал свои руки назад» [Достоевский 1972–1990, 14: 458].

278

Я воспринимаю исповедь Ивана с большей надеждой, чем, например, Джулиан Коннолли, который в первую очередь слышит в ней обвинения и «презрение к присутствующим при ней»: «Хотя стремление Ивана явить миру свою ответственность и найти облегчение своим мучениям продиктованы благими намерениями, он еще не преодолел свою гордыню и поэтому не достиг состояния раскаяния и готовности принять страдания» [Connolly 2010: 25–26]. Питер Брукс сравнивает неспособность суда понять признания Ивана и Мити и делает вывод, что в тех случаях, «когда речь идет о признании… закон должен признать, что его представления о мотивах человеческих поступков и волевой сфере личности особенно несовершенны» [Brooks 1990: 64].

279

Слова Мити найдут еще больший отклик, если принять в расчет установленные в них Террасом отголоски Евангелия от Луки и поддержку Зосимой содержащуюся в нем притчу: эволюцию Ивана можно рассматривать в свете этого «Евангелия милосердия», в котором делается акцент на возможность второго шанса. Приведем один красноречивый пример: если в Мк. 11:14 и Мф. 21:19 Иисус проклинает бесплодную смоковницу, то у Луки Он рассказывает притчу, из которой следует, что даже кажущиеся бесплодными деревья не являются «окончательно определенными»:

И сказал сию притчу: некто имел в винограднике своем посаженную смоковницу, и пришел искать плода в ней, и не нашел; и сказал виноградарю: вот, я третий год прихожу искать плода на этой смоковнице и не нахожу; сруби ее: на что она и землю занимает? Но он сказал ему в ответ: господин! Оставь ее и на этот год, пока я окопаю ее и обложу навозом, — не принесет ли плода; если же нет, то в следующий год срубишь ее (Лк. 13:6–9).

Как отмечает Уолтер Рид, «в этой притче звучит голос, призывающий к милосердию, а также голос, требующий рассудительности» [Reed 1993: 109].

280

Цитируется Эмерсон в [Emerson 2004: 171].

281

Анна описывает любовь мужа к их детям: «Меня прямо поражала способность мужа успокоить ребенка» [Достоевская 1987: 336]. Джозеф Фрэнк отмечает, что он защищал молодых людей, видя в них «правдоискателей», делающих свой «первый шаг на пути к принятию сверхъестественного Христа; и он видел свою миссию в том, чтобы обеспечить им руководство на этом пути, которого им так не хватало» [Frank 2002: 380].

282

Перечень выделенных Эриксоном восьми этапов психосоциального развития и их краткое описание см.: URL: https:// www.simplypsychology.org/Erik-Erikson.html (дата обращения: 01.05.2022).

283

Эндрю Э. Артербери обобщает мнение многих комментаторов, трактующих четвертую главу Евангелия от Иоанна как сцену обручения, но утверждает, что на самом деле она представляет собой «словесную картину древнего гостеприимства» [Arterbury 2010: 63]. Великолепный анализ роли гостеприимства в Новом Завете, восточном православии и у Достоевского приводится в [Izmirlieva 2016].

284

Замечательный анализ продуктивности как добродетели приводится в [McAdams 2018].

285

В православии целибат обязателен только для монахов и епископов, но не для священников.

286

Эту идею предельно четко выражает Кэрил Эмерсон: «Любой, кто таким образом наделяет нас формой — неважно, делает он это доброжелательно или недоброжелательно, — расширяет наш репертуар выбора и ответов и, следовательно, выступает как благодетель, автор, участник эстетической деятельности» [Emerson 2008b: 214]. Об интернальности, травме и о том, как «личность подчиняется воле другого как форме „избавления“ от собственных невыносимых страданий», см. статью Юрия Корригана.