проедете — дальше некуда. Часа два назад работник с той заимки был здесь да уехал домой, дорога свежая, не ошибётесь.

— Спасибо на добром слове, может, подвезти?

— Нет, мне недалеко, сразу за речкой мой дом, если что, можете заехать, милости прошу.

— Спасибо, нам надо до темна добраться на место.

— Доберётесь, через час-другой будете на заимке. А вы на жительство туда? — спросил незнакомец.

— Вроде бы.

— Давай тогда знакомиться, раз соседями будем. Я Камышлеев Егор.

Евсей тоже представился, пожал руку новому знакомому.

Дальше путь лежал вдоль густого высокого ельника с одной стороны, а с другой красовались голые берёзы да редкие осины. Фыркали кони, шлёпали железные полозья о накатанную дорогу, ёжились путники на санях, хоть и не особо холодно было, но посиди на одном месте — враз замёрзнешь. Когда кони шли медленно, мужики спрыгивали с саней и бежали рядом, чтобы согреться и размяться. А потом снова запрыгивали на сани и устраивались поудобней — дорога дальняя.

Вот и поворот налево, и свежий след. Начался небольшой подъём: обоз пошёл медленнее. Часа через полтора унылой дороги, пролегавшей по сосновому бору, перед путниками открылась чистина, огромная поляна совершенно свободная от леса. Словно кто-то специально приготовил это место для деревни. По одному краю поляны угадывалась небольшая речушка, судя по мелкому тальнику, словно ниточкой протянувшемуся по поляне и исчезнувшему в подступившем с другого края лесу. Посреди поляны стоял достаточно большой дом, окружённый маленькими пристройками.

В ограде стояла лошадь, запряжённая в сани, возле неё возился человек. Обоз медленно втянулся в ограду. Человек оказался сторожем и работником одновременно, поставленный сюда самим Ильёй Саввичем дожидаться новых хозяев.

Прошка, так звали работника, ещё с осени ждал смену, но время шло, а никого не было, благо, что имелись запасы продуктов да ружьишко, с которым добыть мясо не составляло труда. Так и провёл зиму он здесь один, едва не завывая на пару с огромным кобелём непонятной породы.

— Ну, здрасте вам, — улыбался работник, — едва дождался.

— Здорово, здорово, как поживаешь?

— Ничего, всё исправно, только одному тоскливо, хоть волком вой.

— Вот и приехали мы, так что веселей будет.

— А мне что велено делать? Здесь жить или вертаться?

— Как пожелаешь, хочешь — оставайся, хочешь — вертайся. Сам-то что думаешь?

— Я поеду домой, одичал уже — людей полгода не видел. Сегодня уж ладно, а завтра расскажу, где здесь что и потом поеду, пока дорога стоит.

— Дорога крепкая ещё.

— Весна уже, неделю постоит тепло, и развалится дорога. Значит, вам всё передать? — переспросил он.

— Мне, мне, — кивнул Евсей. — А банька есть здесь?

— А как же? И банька есть, и зимовьюшка маленькая человека на три, я там и жил, дом большеват одному, топить затратно.

— Сообрази-ка баньку, Прошка, страсть захотелось попариться, да в доме печь затопи — народу много нынче здесь.

— Это я вмиг, — сказал Прошка и бросился исполнять просьбу, словно именно этого ему и не хватало.

Напарившись от души, Евсей лежал на кровати, прикрыв глаза. Что-то сегодня на него напала слабость, словно весь день он пахал землю, не останавливаясь ни на минуту. В доме было уже тепло, Прошка, хоть и говорил, что не топил печь, но всё ж протапливал её изредка, не давая дому совсем выстывать. Уже пришла из бани Ульяна, хозяйничала на кухне. Родион прилёг на лавку.

— Испей чаю, я травы заварила, с баньки хорошо будет. — Ульяна поднесла мужу кружку с горячим напитком.

Евсей с трудом сел на кровать и посмотрел на жену; молча принял кружку и отпил глоток. Запах каких-то трав и вкус мёда были в напитке.

— Из чего чай? — спросил он.

— Травки разные, бабушка дала мне сбор, велела заваривать тебе для здоровья, — щебетала Ульяна. — Тебе понравилось? Родька, тебе налить чаю?

Родион не ответил, он спал прямо на лавке, подложив под голову руку.

 — Пойдём, я там постелила тебе в другой комнате, — сказала она ему, разбудив.

Родион, сонный, прошёл и завалился на приготовленную постель.

Евсей посидел немного и снова лёг, накрывшись тёплым одеялом, сшитым из разноцветных лоскутков. Ульяна убрала посуду и легла рядом с мужем, стесняясь его общества — не привыкла ещё.

Утром, когда рассвело, Евсей вышел за ограду и стал разглядывать место, предназначенное ему и всем, кто прибыл с ними, стать домом. Место было необычное, будто специально приготовленное для пашни, — вдоль небольшой речки по обеим сторонам не было ни одного дерева. А дальше, за этими полянами, на небольших возвышенностях лес стоял сплошной стеной, высоким тёмно-зелёным забором, безо всякого просвета. Место, что предназначалось для селения, было словно в неглубокой тарелке.

Недалеко от дома, куда вела укатанная санями дорога, виднелась прорубь, где брали воду. Евсей пошёл посмотреть, что там за речка. Прорубь оказалась небольшой, сверху её прикрыли деревянной крышкой, чтобы она меньше замерзала.

Хотелось побыть ещё здесь, походить, посмотреть, сродниться. Но надо было возвращаться домой. Там его уже ждали братья Никитины и Саша Поляков.

— Ну что? Как вам место? — спросил он.

— Тихо, — ответил Иван Никитин, — судя по всему, место пригожее.

— Раз так, то надо прирастать к этому месту. Вот сегодня и пойдём смотреть, где можно поближе взять дерево на постройки. Чего время терять? Пока по снегу, может, и успеем притащить сколько-нибудь леса — пусть здесь сохнет.

Прошка задержался ещё на пару дней, показал, откуда ловчей доставлять лес, приготовил инструмент, санки, на которых таскали брёвна. На третий день поутру он отправился в Конторку, захватив с собой мешок с пушниной, добытой им прямо рядом с домом. Немного пушнины, но, добытая своим трудом, она казалась особенно ценной. Оставил Прошка новым хозяевам пару лосиных шкур, лосиного мяса, замороженного в лёд, чтобы не заветривало, две кадушки квашеной капусты да картошку в подполье. Рядом с домом в поленницах были сложены дрова, расколотые на крупные поленья. В сарае Евсей обнаружил пару топоров, косы и грабли, прилаженные под крышей, лопаты, вилы — всё, что нужно для жизни в деревне.

«Доброе приданое дал Хрустов за Ульяну, не обманул, — подумал Евсей. — Вроде бы и не обманывал лавочник никогда, но всё ж разные разговоры вокруг зарождают сомнения, а они и точат, как червь дерево. Так и живём: на деле одно, а в душе другое — вот поди и разберись».

Приезд отметили нешумно, но вечером посидели, выпили по маленькой — так полагается,