Ример кивнул. Он чувствовал, как напряглись челюсти. Ради этого он и пришёл. Он должен заплатить цену. Эйрик подошёл ближе и заполнил собой всё поле зрения.

– Большинство из этих ошибок было совершено ещё до твоего рождения, мальчик.

Ример заморгал, как будто только что очнулся ото сна, и посмотрел на хёвдинга. У него закружилась голова. Он должен ответить, но что он может сказать? Ример вырос в Эйсвальдре. Он был частью проблемы. Он не ссорился, а просто ушёл от них – сбежал к Колкаггам, и всё стало ещё хуже, потому что он превратился в оружие системы, которую презирал. Ример совершил ошибку. Много ошибок.

Но Эйрик продолжал говорить, как будто ничто из этого не имело значения.

– Одна знакомая мудрая женщина сказала как-то, что опасно собирать чужие ошибки. Очень скоро их становится слишком много. А хуже всего, если ты начнёшь относиться к ним, как к своим собственным.

– Ты сам совершаешь ошибку, если думаешь, что моя единственная вина в том, что я родился в Эйсвальдре.

– Пошли, – ответил Эйрик.

Он направлялся к ледяной стене между горными вершинами. Она была высотой в несколько имлингских ростов и сияла сине-белым над их головами. Эйрик свернул в трещину во льду, достаточно широкую, чтобы вместить его. Ример шёл следом. Казалось, они идут по дну моря. От ледника доносился приглушённый треск. Здесь всё зависит от настроения льда. Если он решит сдвинуться, их обоих сомнёт насмерть. Ример увидел своё волнистое отражение на поверхности. Оно было похоже на призрак. Трещина расширилась и превратилась в пещеру. На возвышении изо льда в глубине пещеры лежало какое-то существо. Оно спало. Или было мёртвым?

Ример подошёл ближе. Что-то не так – он чувствовал это низом живота. Нарастающее беспокойство. Он знал, на что смотрит. Он никогда их не видел и никогда не слышал ни о ком, кто видел их. Но он уверенно узнал того, на кого смотрел, как будто это обычная собака.

Перед ним был один из слепых.

Рука Римера непроизвольно рванулась к бедру, но он не мог выхватить меч, которого у него не было. Слепой не шевелился. Он – а сомнений в том, что это был мужчина, не было никаких – лежал на спине, руки вдоль тела. Кожа – белая, как кость. На животе – лиловая рана. Казалось, все краски болезненно искажены светом, который отбрасывал ледник. Или нет?

Ример шёл к существу, словно пребывая в трансе. Строение его тела было таким же, как у Римера. Руки. Грудь. Те же мышцы выступали на тех же местах, что и у него, и, казалось, были созданы для той же работы. Он не знал почему, но он ожидал увидеть нечто совершенно иное. Но имелись небольшие отличия, от которых кровь стыла у Римера в венах.

Пальцы существа заканчивались когтями, но они не были похожи на когти какого-либо из известных ему зверей. Они не росли из тела. Они были частью пальцев, как будто кто-то заточил их ножом, задубил кожу, которая сужалась ближе к концу пальца и превращалась в острый шип.

Голова была чуточку у́же, чем следовало. Чёрные растрёпанные волосы лежали на льду под его головой. Голова склонилась набок. Лицо исказилось в гримасе, возможно, он кричал. Глаза закрыты. Рот полуоткрыт. Синий язык свернулся в трубочку за двумя острыми клыками. Оснащён как хищник.

У Римера появилось ощущение, что он стоит на краю пропасти. Он смотрел на то, что не предназначалось для его глаз. На то, что не принадлежит этому миру. Он подошёл почти вплотную к телу и приподнял веко большим пальцем.

Белизна.

Только белизна. Никакой радужной оболочки, никаких зрачков. Даже нет вертикальной прорези, как у кошек. Он не знал почему, но это он тоже ожидал увидеть. Значит, слепые действительно слепы. Во всяком случае, хоть какие-то из слышанных им рассказов были правдой. Но облегчения она не принесла. Ример отнял руку от существа. Холод остался в большом пальце. Другой холод, отличный от того, что замораживал его дыхание. Он повернулся к Эйрику.

Эйрик стоял, сложив на груди руки, и ждал. Ждал, пока Ример переварит увиденное.

– Я… я не знал… Я не верил…

Он чувствовал, что его слова честны. В глубине души он никогда не верил. Слепые вернулись. Он слышал об этом. Совет открыто обсуждал это, но в такое невозможно поверить, пока не увидишь собственными глазами. А что он думал? На что надеялся? Что слепой окажется чем-то другим? Диким зверем? Или что Совет был прав и всё это выдумки Равнхова? Совет был совершенно не способен действовать… Так что же ему делать со всем этим? Ример пристально разглядывал слепого.

Проснувшийся ужас начал отравлять его. Ример задышал медленнее, чтобы сохранить контроль. Ужас не опасен. Он узнавал его. Ример испытывал его, когда был ребёнком. Ребёнком, столкнувшимся с превосходящими силами. С напором снега. С ощущением, что вот-вот задохнётся.

Ничто не может повредить тому, кто уже мёртв.

Ничто знакомое. Но это ему не знакомо. Кто они? Как с ними сражаться?

Голос Эйрика напомнил Римеру, что он в пещере не один.

– Ты думал, что это стратегические слухи. Ты думал, это ложь с севера. Предлог для того, чтобы начать вооружаться и обвинить Маннфаллу в том, что она никого не может защитить.

Ример почувствовал, что, стоя среди льдов, объят жаром.

– Те двенадцать так думали. Маннфалла так думала. Лично я никогда не понимал, какая вам от этого польза. Слепые заставили бы весь мир объединиться вокруг Ритуала, того самого Ритуала, от которого вы хотите избавиться. А это в лучшем случае тактически неумно.

Эйрик изучал его, склонив голову. Борода приподнялась с одного бока, как будто он улыбался. Но Эйрик не комментировал предположения Римера. Он кивнул в сторону слепого.

– Их было двое. Может, больше. Никто не может быть уверен, да. Мы охотились на них, когда нашли вас. Они тоже вас нашли. Может, учуяли Поток, когда ты убивал своих.

В груди Римера кольнуло. Своих. Которые сражались и пожертвовали жизнями ради лжи. Может быть, он мог их спасти. Если бы только он нашёл другие слова до первого удара… Ример сглотнул.

– Я бы заметил их. Там никого не было. Никого, кроме нас.

– Их никто не видит, мальчик. Имя говорит за них. Они делают других слепыми. Но они держались на расстоянии, и это из-за воронов.

Внезапно Ример вспомнил небо, на которое смотрел в тумане боли. Вороны. Много воронов. Чёрные пятна, кричащие среди белого снега. Хирка, волокущая его.

– Поэтому они не нападают на Равнхов?

Эйрик кивнул.

– Они опустошили достаточно в этих местах. Поверь мне, ты бы не захотел увидеть имлинга, из которого выкачали всю силу Потока. Он становится похожим на слепого, как две капли воды. Бледный. Обескровленный. Глаза закатываются. Слепые вытягивают из тебя жизненную силу. Бабы говорят, они пожирают твою душу. И они проделывают это с мужчинами, женщинами, детьми и медведями. Они охотятся за жизнью, какую бы форму она ни имела. Чтобы сражаться с ними, надо быть готовым к потерям. Они умирают, как обычные имлинги, но…