в плен. Лопатин и другие стрелецкие начальники подверглись варварским истязаниям и утоплены. До 300 стрельцов Стенька посадил гребцами на доставшиеся ему суда. Он ввел казацкое устройство в Царицыне и сделал из него свой опорный укрепленный пункт. Затем он объявил, что идет вверх по Волге на Москву, но не против государя, а для того, чтобы истреблять везде бояр и воевод и давать вольность простому народу. С такими же речами разослал он в разные стороны своих лазутчиков для возмущения народа. Обстоятельства заставили его обратиться прежде вниз, а не вверх по Волге.

Уже Стеньке удалось взять город Камышин такой же изменой, как Царицын, и так же утопить воеводу с начальными людьми, когда к нему пришла весть о приближении судовой рати, посланной против него из Астрахани. Узнав о новом возмущении Разина, князь Прозоровский спешил загладить свою прежнюю опрометчивую нерешительность. Он собрал и вооружил пушками до сорока судов, посадил на них более 3000 стрельцов и вольных людей и послал на Разина опять под начальством своего товарища князя Львова. Но и эта запоздалая решительность также оказалась опрометчивой. Стенька оставил в Царицыне из каждого десятка по одному человеку, около 700 человек конницы послал берегом; а с прочей силой, числом до 8000, поплыл навстречу князю Львову. Но главная его сила заключалась в шатости и в изменах служилых или ратных людей. Среди стрельцов уже замешались его клевреты, которые нашептывали им о вольности и добыче, ожидавших их под знаменами Стеньки. А стрельцы и без того питали к нему сочувствие со времени его пребывания под Астраханью. Почва была так хорошо подготовлена, что, когда около Черного Яра обе флотилии встретились, астраханские стрельцы шумно и радостно приветствовали Стеньку своим батюшкой, затем перевязали и выдали своих голов, сотников и других начальников. Все они были побиты; только князь Львов пока оставлен в живых. Город Черный Яр также изменой перешел в руки казаков, причем воевода и верные служилые люди подверглись истязаниям и смерти.

Стенька раздумывал, куда ему теперь направиться: идти ли вверх по Волге на Саратов, Самару и так далее или вниз на Астрахань?

Передавшиеся ему астраханские стрельцы склонили решение в пользу Астрахани, уверяя, что там его ждут и город ему сдадут.

Говорят, что астраханских жителей уже заранее смущали разные зловещие знамения, каковы землетрясение, ночной колокольный звон, неведомый шум в церквах и тому подобное. Весть об измене посланных стрельцов и приближении казаков произвела окончательное уныние среди городских властей; а крамольники начали действовать почти открыто. Возбуждаемые ими, стрельцы дерзко потребовали от воеводы уплаты жалованья. Князь Прозоровский отвечал им, что от великого государя денежная казна еще не прислана, что он даст им сколько можно от себя и от митрополита, только бы они служили верно и не сдавались на речь изменника и богоотступника Стеньки Разина. Митрополит дал своих келейных денег 600 рублей да у Троицкого монастыря отобрал 2000 рублей. Стрельцы, по-видимому, были удовлетворены и даже обещали стоять против воров. Но воевода плохо полагался на эти обещания и делал что мог для обороны города. Он усилил караулы, осматривал и укреплял стены и валы, расставлял на них пушки и так далее. Главными помощниками его в этих приготовлениях были немец Бутлер, капитан стоявшего под городом царского корабля «Орел», и англичанин полковник Фома Бойль. Воевода ласкал их и рассчитывал особенно на немецкую команду Бутлера; даже персиянам, черкесам и калмыкам он доверял более, чем стрельцам.

Меж тем зловещие знамения возобновились. 13 июня караульные стрельцы донесли митрополиту, что ночью с неба сыпались на город искры, как будто из огненной пылающей печи. Иосиф прослезился и сказал, что это излиялся фиал гнева Божия. Уроженец Астрахани, он был мальчиком во время Заруцкого и Марины и помнил неистовство казаков того времени. Спустя несколько дней караульные стрельцы извещают о новом знамении: видели они три радужных столпа с тремя венцами наверху. И это не к добру! А тут еще падают проливные дожди с градом и вместо обычной жаркой погоды стоит такой холод, что надобно ходить в теплом платье.

Около 20-х чисел июня подошли многочисленные струги воровских казаков и стали обступать город, окруженный волжскими рукавами и протоками. Чтобы не дать приюта казакам, власти сожгли подгородную Татарскую слободу. Ворота городские заложили кирпичом. Митрополит с духовенством обходил стены крестным ходом. Несколько Стенькиных лазутчиков, проникших в город, схвачены и казнены. Стрелецкие старшины и лучшие посадские люди были собраны на митрополичий двор и после архипастырских убеждений дали обещание биться с ворами, не щадя своего живота. Посадские были вооружены и поставлены для обороны города наряду со стрельцами. Видя приготовления неприятелей к ночному приступу, князь Прозоровский взял благословение у митрополита, облекся в ратную сбрую и на боевом коне к вечеру выступил со своего двора при соблюдении обычного на войне церемониала. Его сопровождали брат Михаил Семенович, дети боярские, свои дворовые слуги и приказные люди; вперед вели коней, покрытых попонами, трубили в трубы и били в тулунбасы. Он стал у Вознесенских ворот, на которые казаки, по-видимому, хотели ударить главными силами. Но то был обман: в действительности они наметили другие места для приступа. После тихой ночи на рассвете казаки вдруг приставили лестницы и полезли на укрепления. С последних раздались пушечные выстрелы. Но это были большей частью безвредные выстрелы. Заготовленные камни и кипяток не посыпались и не полились на неприятелей. Напротив, мнимые защитники подавали им руки и помогали влезать на стены.

С гиком и криком казаки ворвались в город и вместе с астраханской чернью принялись избивать дворян, детей боярских, начальственных лиц и воеводских слуг. Брат воеводы пал, пораженный из самопала; сам князь Прозоровский получил смертельную рану копьем в живот и на ковре отнесен своими холопами в соборный храм. Сюда поспешил митрополит Иосиф и собственноручно приобщил Свв. Таин воеводу, с которым находился в большой дружбе. Храм наполнился бежавшими от воров подьячими, стрельцами, офицерами, купцами, детьми боярскими, женщинами, девицами и детьми. Железные решетчатые двери храма заперли, и у них стал стрелецкий пятидесятник Фрол Дура с ножом в руках. Казаки выстрелили сквозь двери и убили ребенка на руках у матери; потом выломали решетку. Фрол Дура отчаянно оборонялся ножом и был изрублен. Князя Прозоровского и многих других вытащили из храма и посадили под раскат. Пришел Стенька Разин и изрек свой суд. Воеводу взвели на раскат и оттуда сбросили вниз; остальных тут же рубили мечами, секли бердышами, избивали дубинами. Потом трупы их отвезли в Троицкий монастырь и свалили в общую