Жемчужный промысел в Аравии во все времена являлся занятием исключительно мужским, так как отдельными помещениями для проживания женщин суда, использовавшиеся для ловли жемчуга, не располагали. Да и погружаться в воду в одеждах, скрывающих лицо и тело, женщине, согласитесь, было, мягко говоря, неудобно. В силу сложившихся обстоятельств Шамса стала единственной в Аравии женщиной-ловцом.

Следует отметить, что женщины-аравитянки, не занятые в жемчужной ловле, вместе с тем, принимали активное участие в подготовке судов к выходу в море. Подвизались на поставках на суда продовольствия и воды. Среди артелей водовозов в Абу-Даби имелась и одна женская. За работу по наполнению питьевой водой емкостей на четырех судах артель получала… одну рупию.

Беседуя с журналистами на эту тему, одна из пожилых эмираток заметила как-то, что о женщинах Аравии прошлого едва ли справедливо было бы говорить как о «слабом поле». Действительно, когда наступал сезон «жемчужной охоты» и мужчины уходили в море, то все дела по дому и хозяйству ложились на плечи женщин. Они покидали свои барасти (жилища в прибрежной полосе, сплетенные из ветвей пальмы) и отправлялись в оазисы, где занимались сбором фиников и их заготовкой на зиму (свежие финики аравийцы обозначали словом «ратаб», а сушеные — словом «тамр»). Затем обрабатывали деревья и удобряли землю на грядках (сушеной, истолченной в порошок рыбой), располагавшихся между теми же финиковыми пальмами. После чего, возвратившись из оазисов на побережье, всматривались по ночам в небо — в ожидании появления звезды Сухайл, означавшей окончание сезона «жемчужной охоты» и возвращение мужей.

Выловленные за день раковины раскладывали для просушки на ночь на палубе. Вскрывали их специальными ножами (мафлака), на рассвете следующего дня, в присутствии всей команды. С этого, собственно, и начинался рабочий день. Ловцы усаживались двумя рядами, лицами друг к другу. Слева и справа от них, вдоль бортов парусника, располагались по два ныряльщика, пользовавшиеся особым доверием у капитана. Они внимательно наблюдали за всем происходившим на палубе, и исключали любую возможность утаивания или утери жемчужины. Раковины выбрасывали за борт.

Случалось, и довольно часто, как повествуют в своих записках об Аравии ее лучшие исследователи-портретисты, ныряльщики вскрывали большие раковины под водой. Если находили в них большие жемчужины (даны), то проглатывали, утаивая от капитанов. Так же иногда поступали и при вскрытии раковин на палубе. Но капитан за ловцами присматривал зорко. Поводки и характер каждого из них знал отменно. И с помощью «известного набора средств по расстройству желудка», рассказывает Чарльз Белгрейв, их у жуликоватого ловца извлекали.

Жемчужины, что доставали из раковин, держали какое-то время в небольших емкостях с пресной водой. Делали это для того, чтобы снять с жемчужин, как выражались ловцы, тонкую пленку-пеленку, в которую их «пеленали» в своих утробах матери-раковины.

Мелкие жемчужины называли «жемчужной пылью» или «жемчужной перхотью» (ал-кишр, ал-бадла, ал-гат). Стоили они недорого, и сбывали их оптом. Поштучно продавали большие жемчужины. Такие перлы, неправильной формы, но большие размеру, именовали словом «дана», «хусса» и «гумаша», а крупные и правильной формы — словом «хасба» («уникальная»).

После сортировки по размеру (с помощью семи специальных сит) жемчужины разбивали еще на группы — по весу, цвету и даже «блеску на солнце». Жемчужины черного цвета в речи ловцов фигурировали как «мертвые», так как с течением времени многие из них рассыпались. О жемчужинах желтого цвета говорили, что они «больные», ибо некоторые из них, прожив с их владельцами годы, меняли цвет — становились черными.

Специалисты утверждают, что жемчуг Персидского залива насчитывает 28 цветовых оттенков, в том числе золотой, розовый, серый, лазурный, голубой и зеленый.

Самые большие по величине жемчужины попадали под высшую размерно-ценовую категорию, которую ловцы между собой называли словом «ра’с» («голова»). Вторую группу именовали словом «батн» («живот»); и третью — «дхайл», что значит «хвост».

Выловленный жемчуг капитан заворачивал в кусок шерстяной или фланелевой материи, непременно красного цвета, и хранил в специальном резном деревянном сундучке (биштакта), вставленном в капитанское кресло в рубке судна. Ценные жемчужины держал всегда при себе, в специальных кармашках на широком кожаном поясе, «под присмотром собственных глаз».

Выловленный жемчуг капитаны частично сбывали таввашам (оптовым торговцам) прямо в море. Переговоры с ними капитан судна вел непременно в присутствии двух ныряльщиков. В течение первых 10 дней после возвращения в порт прописки жемчуг, по традиции, все желавшие его купить могли приобрести напрямую у капитанов, прямо на судах, стоявших у причалов, бортом к борту. Потом — только у таввашей и маклеров-посредников. В приморских городах, где базировались жемчужные флотилии, существовали целые кварталы таких маклеров.

Если тавваш, находясь в море, приобретал большую жемчужину, то незамедлительно давал знать об этом всем другим таввашам — поднятием флага над своим судном. На языке торговцев это означало, что у хозяина судна, над которым развивался флаг, имелась ценная жемчужина, и он готов был ее продать.

Прежде чем предъявить товар покупателю, жемчужины промывали в мыльном растворе (ракта), и протирали чистой полотняной тряпочкой.

После покрытия долгов и расчетов с кредиторами, в лице тех же таввашей, доход, полученный от продажи жемчуга, делился между капитаном и ловцами. «Тягачи» получали заранее оговоренные с ними суммы, вне зависимости от стоимости улова. За сезон ныряльщик зарабатывал 30–40 рупий; максимум — 50–60. Отличившиеся ловцы получали еще и бонус в виде дополнительных 10 рупий.

Большая часть заработка от продажи сезонного улова жемчуга доставалась тав вашим, владевшим, как правило, и судами для жемчужной ловли. Вторую по размеру долю получали капитаны судов; третью, составлявшую примерно 30 %, - ныряльщики (гаввасы). Из отчетов английских политических агентов на Бахрейне и в Кувейте следует, что около 30 % с заработка от продажи жемчуга шло на покрытие расходов на воду, продукты питания и авансы, что выплачивали членам экипажей перед выходом в море на содержание их семей. Ссуды на эти цели выдавали капитанам тавваши. Покрывались они за счет улова, и возвращались таввашам либо деньгами, либо выловленным жемчугом.

Жемчуг, приобретавшийся таввашами, они перепродавали потом индусам-торговцам, либо на Бахрейне, либо в Индии. Большие жемчужины, что интересно, предлагали, как правило, купцам-европейцам, и чаще всего на Бахрейне. Главным среди них считался парижский дом Rosenthal Freres, основанный предприимчивым выходцем из России, евреем по национальности, Виктором Розенталем. Известно, что в середине 1930-х годов именно он приобрел — за 550 000 рупий — легендарную жемчужину «Джабир ал-Муслим», принадлежавшую Джабиру Ибрагиму Матару, партнеру Фардана, одного из «жемчужных королей» Персидского залива (хороший каменный дом в Прибрежной Аравии стоил в то время 300 рупий).

Среди других крупных покупателей первоклассного бахрейнского жемчуга хроники Бахрейна упоминают Торговый дом ‘Али Зайнала (имел отделения в Египте и Индии), фирму монсеньера Пэка (располагал филиалами в Париже и Бомбее) и компанию месье Хабиба, французского коммерсанта, тунисца по происхождению. Крупнейшими местными покупателями жемчуга выступали торговцы ‘Абд ар-Рахман Кусайба с Бахрейна, Хилал ал-Мутайри из Кувейта (вышел, что интересно, из кочевого племени бану мутайр), Халаф ал-‘Утайба из Абу-Даби, Мухаммад Дальмук из Дубая и Хуссайн ал-Фардан из Катара (Ювелирный дом «Фардан» — один из ведущих сегодня а Аравийском полуострове). Семейство ал-Фардан вовлечено в торговлю жемчугом уже более 300 лет. Далекие предки этого клана проживали на Бахрейне. Один из патриархов клана ал-Фар-дан — Хаджжи Ибрагим ал-Фардан — и стал родоначальником этой прославленной династии потомственных таввашей. Его авторитет среди торговцев жемчугом в Заливе был непререкаемым. Ловцы величали его «искусным врачевателем перлов». Кропотливо, в течение нескольких недель кряду, он мог заниматься удалением внешних наслоений с той или иной жемчужины, придавая ей блеск и чистоту. Умер в 1981 г., в возрасте 111 лет. Семейство ал-Фардан, и автор этой книги тому свидетель, — владеет уникальной коллекцией жемчуга.