Мое сердце бешено стучит.

– Нет! Она не умрет. Она не грустная, – говорит Хардин, и я закрываю рот рукой.

– Ну конечно.

– Серьезно, она не грустит. Она счастлива, и она не умрет. И Кимберли тоже.

– Откуда ты знаешь?

– Я же сказал тебе, что это знаю, потому что я знаю все.

Как только Смит упомянул меня, голос Хардина зазвучал по-другому.

Малыш недоверчиво хмыкает.

– Неправда.

– Теперь все хорошо? Или собираешься еще рыдать? – спрашивает Хардин.

– Не дразни меня.

– Извини. Ну так что, ты закончил плакать?

– Ага.

– Вот и хорошо.

– Вот и хорошо.

– Не повторяй за мной. Это грубо, – говорит ему Хардин.

– Ты тоже грубый.

– Слушай… ты уверен, что тебе всего пять лет? – спрашивает Хардин.

Именно об этом я сама всегда хотела спросить мальчишку. Смит кажется таким взрослым для своего возраста, но, видимо, это естественно, ведь он через многое успел пройти.

– Вполне уверен. Хочешь поиграть? – предлагает Смит.

– Нет, не хочу.

– Почему?

– Почему ты задаешь так много вопросов? Ты прямо как…

– Тесса? – вдруг зовет меня Кимберли, и я едва не подпрыгиваю. Она кладет руку мне на плечо, как бы извиняясь, что напугала. – Ты не видела Смита? Он ушел, а за ним, не поверишь, пошел Хардин.

Это кажется ей не только поразительным, но и трогательным.

– Э-э, нет.

Я спешу назад по коридору, чтобы Хардин не застал меня в этой унизительной ситуации. Он точно слышал, как Кимберли звала меня.

Вернувшись в гостиную, присоединяюсь к компании, с которой болтает Кристиан. Я благодарю его за приглашение и поздравляю с помолвкой. Через мгновение появляется Ким, и я обнимаю ее перед уходом, а потом прощаюсь с Карен и Кеном.

Я смотрю время на телефоне: без десяти восемь. Хардин занят беседой со Смитом и, судя по всему, не намерен со мной разговаривать – и это хорошо. Именно это мне и нужно: не хочу слушать его извинения и слова о том, что ему плохо без меня. Я не хочу, чтобы он обнимал меня и уверял, что у нас все получится, что мы сумеем восстановить все разрушенное им. Мне это не нужно. Он все равно не станет этого делать, так что желать этого просто бессмысленно.

Если я не буду нуждаться во всем этом, боль немного утихнет.

Прохожу через всю подъездную дорожку и понимаю, что замерзла. Надо было надеть пиджак – все-таки конец января и опять пошел снег. Не знаю, о чем я думала. Надеюсь, Зед скоро приедет.

Беспощадный холодный ветер трепет мои волосы и пронизывает до дрожи. Я крепко обхватываю себя руками в попытке согреться.

– Тесс? – Я поднимаю взгляд, и на мгновение думаю, что этот одетый во все черное парень среди белого снега мне просто привиделся.

– Что ты делаешь? – спрашивает Хардин, подходя еще ближе.

– Собираюсь домой.

– Вот как… – Он привычным движением руки потирает затылок. Я молчу. – Как у тебя дела? – спрашивает он, и своим вопросом просто вводит меня в ступор.

– Как у меня дела? – Я поворачиваюсь к нему.

Я стараюсь сохранять спокойствие, ведь он тоже смотрит на меня с равнодушием.

– Да… в смысле у тебя… ну, все нормально?

Сказать ему правду или соврать?..

– А ты как? – отвечаю я вопросом на вопрос, стуча зубами от холода.

– Я первый спросил.

Не так я представляла нашу первую за это долгое время встречу. Я не вполне уверена, как именно она должна была бы пройти, но явно не так. Я думала, он устроит скандал и мы будем пытаться перекричать друг друга. Я точно не ожидала, что мы встретимся на заснеженной подъездной дорожке, спрашивая, как у кого дела. В мерцании огоньков, которыми украшены деревья вдоль тротуара, лицо Хардина светится, будто у ангела. Но это всего лишь иллюзия.

– Все в порядке, – вру я.

Он медленно оглядывает меня с ног до головы, отчего внутри у меня все обрывается, а сердце начинает бешено стучать.

– Я заметил. – Его голос подхватывает ветер.

– А ты, как у тебя дела?

Я хочу услышать, как ему ужасно плохо. Но он говорит другое:

– Тоже в порядке.

– Почему ты не позвонил мне? – быстро выговариваю я.

Может, это вызовет у него хоть какие-то эмоции.

– Я… – Он смотрит на меня, опускает взгляд на свои руки, а затем стряхивает с головы снег. – Я… был занят.

Его ответ разбивает последнее, на чем держался мой защитный барьер.

Крушащая все на своем пути боль едва не охватывает меня полностью, но ее место тут же занимает гнев.

– Ты был «занят»?

– Да… занят.

– Просто блеск.

– В смысле? – переспрашивает он.

– Ты был занят? Ты представляешь, через что я прошла за эти одиннадцать дней? Это был настоящий ад, и я познала такую боль, которую, мне казалось, никто не сможет выдержать, – и я думала, что тоже не перенесу ее. Я все ждала… ждала, как настоящая идиотка! – кричу я.

– Ты тоже не знаешь, что было со мной! Ты всегда думаешь, что тебе все известно – но ты ни хрена не понимаешь! – кричит он в ответ, и я отхожу на самый край дорожки.

Он точно сорвется, когда увидит, кто за мной приехал. И вообще, где, черт возьми, Зед? Уже пять минут девятого.

– Тогда скажи мне! Скажи, чем же таким важным ты занимался, раз не стал за меня бороться.

Я вытираю слезы и умоляю саму себя перестать плакать.

Мне так надоело все время плакать.

Хардин

Когда она начинает плакать, мне становится намного труднее сохранять равнодушный вид. Я не знаю, что случилось бы, расскажи я, через какой ад прошел, какую невыносимую боль чувствовал, тоже не надеясь ее выдержать. Я думал, она бросится в мои объятия и скажет, что все хорошо. Она подслушивала, когда я разговаривал со Смитом, мне это известно. Как заметил этот несносный мальчишка, она грустная, но я знаю, чем все закончится. Если она меня простит, я устрою еще какую-нибудь хрень. Всегда так было, и я не представляю, как с этим покончить.

Единственный вариант – дать ей шанс быть с кем-то, кто ее заслуживает. Думаю, что глубоко внутри ее скрывается желание найти кого-то, больше похожего на нее саму. Кого-то без татуировок, без пирсинга. Кого-то без чертовски трудного детства и неконтролируемого гнева. Сейчас она считает, что любит меня, но однажды я совершу что-то еще более идиотское, и она пожалеет о том, что вообще решила когда-то меня выслушать. Чем дольше я смотрю, как она плачет на улице среди этой метели, тем больше понимаю, что я ей не пара.