Кхассав махнул рукой в сдержанном жесте, чтобы собеседник не решил, будто его намеренно оскорбляют. Опыт пребывания в этом чертоге Джайи, когда в доме отсутствовала тану Яввуз, он хорошо представлял благодаря соглядатаям в тогдашнем сопровождении жены.

— Я прекрасно понимаю, что мои желания должны быть не очень частыми и не слишком приметными для этого. Спасибо за радушие. Если позволите, мы отдохнем и поедим.

— Разумеется, — вежливо отозвался Тахбир и подробно объяснил, где находится трапезная, если поесть путники желают в первую очередь. Те согласились, что это самое уместное, пока относят их вещи и обустраивают комнаты. Для солдат сгодится самое обычное общее помещение для бойцов с расставленными вдоль стен кроватями. Себе бы он, конечно, попросил отдельный покой.

Тахбир уверял, что все будет сделано лучшим образом.

— Да, и еще, — обронил Кхассав по пути в столовую. — Как долго тану обычно бывает «на севере»? — улыбаясь, спросил раман. — Когда её ждать?

Навстречу Тахбиру и гостям вышел Гистасп и спокойным голосом сообщил:

— Тогда же, когда и всегда в эту пору. Тану Яввуз и тан Маатхас ежегодно уезжают на север после сбора урожая на полные две луны, возвращаются в чертог Лазурного дома только к последним дням ноября, а уже с весной едут в дом клана Яввуз.

Кхассав выпучил глаза.

— К весне? — переспросил он с таким видом, будто Гистасп тронулся умом и сам не понял, что сказал.

— Точно, — безмятежно подтвердил Гистасп. — Я поеду к ним в Лазурный чертог в срок Заклинателя змей, могу и вас сопроводить. Тахбир, — перевел взгляд альбинос, — ты, кажется, собирался проводить гостей поесть. Пойдемте.

Кхассав нахмурился, шагнул следом за Гистаспом. Это белобрысую физиономию он помнил крайне смутно, но, в общем, не это дезориентировало его сейчас. Раман безотчетно шел, куда его вели, а потом вдруг мотнул головой и остановился:

— Подождите. Я не могу ждать до конца ноября. Нужно доставить тану депешу, чтобы она вернулась в чертог.

Гистасп замер тоже и обернулся:

— О, это будет крайне затруднительно.

— Она что же, в открытом море на севере? — недовольно уточнил Таир.

Тахбир поравнялся с Гистаспом и встал лицом к гостям.

— Может, да, может, нет. Наверняка вам тут никто не сможет сказать. Но даже когда болеют их с Сагромахом дети, Бану и Сагромах не возвращаются раньше срока.

— М-м, — почти бессмысленно протянул Кхассав. Он нахмурился еще сильнее, потом поднял глаза на Тахбира.

— Поедим, переведем дух, и с утра поедем дальше. Есть в замке кто, кто сможет сопроводить нас до тану?

Тахбир с Гистаспом переглянулись.

— Конечно, у нас отличные проводники. Только вот всю братию в полста человек за собой лучше не тянуть: тану рассердится, — посоветовал Тахбир.

Кхассав деловито кивнул и глазами указал вперед: ответ его удовлетворяет, пора подкрепиться.

* * *

Переход оказался сущей преисподней.

Сначала путь вел через тайгу и потрясающие, глубоко сапфировые озера, обрамленные припорошенными свежим снегом низинными лугами. Потом — через перевалы, затянутые туманом, как густым мехом снежного с дымчатым песца, так что пальцев вытянутой руки было порой не разглядеть. Затем — дорога повела на крутобокую вершину, чтобы достичь которой, пришлось сделать заметный крюк и взобраться по хоть сколько-нибудь проходимой тропе.

Все дни этого непростого пути Кхассав, Таир и их сопровождение либо молчали с самыми угрюмыми лицами, либо неразборчиво бурчали под нос, какими ужасными и свирепыми должны быть люди, которые ухитряются лазать через этот поганый хребет туда-сюда. Неудивительно, что Матери лагерей так все боятся.

Проводники, подслушивая, усмехались.

Наконец, показался спуск, и Кхассав теперь мог точно поклясться, что ни разу в жизни он еще не был так рад неуклонному движению вниз. Ему казалось, даже упади он на твердую землю с высоты в половину этой непростой горы, он все равно остался бы доволен. По первости им, южанам, еще казалось, что проводники нарочно ведут их самыми непроходимыми тропами, но на этой горе, будучи на вершине, Кхассав изменил мнение. Когда они сделали краткий привал, чтобы перекусить остатками сухарей и вяленого мяса, раман на собственной шкуре ощутил силу здешних ледяных ветров и одинаковую непроходимость всех вершин Астахира, которые мужчина мог разглядеть в обе стороны.

Под ногами оказалась твердая заснеженная земля. Кхассав в буквальном смысле перевел дух, упал на колени и прижался к снегу челом. Потом встал, встряхнулся и спросил проводников, куда идти теперь. Неподалеку от спуска, у самого берега Северного моря, раскинулось крупное поселение, и главная его усадьба, сложенная из камня и дерева, была видна отсюда, несмотря на окружавшие постройку дома и помещения.

— Нам туда, — заключил раман, не дожидаясь ответа проводников. — Поторопимся, я замерз.

* * *

Однако добраться до усадьбы Кхассаву не удалось. Едва он приблизился, в деревне — если это можно было так назвать — началась суматоха. Чем ближе он оказывался, тем быстрее бегали на берегу люди. Несмотря на дикий холод, они вбегали в воду по колено и тащили с отмели небольшие маневренные суда, пришвартованные вдоль береговой полосы. Конструкция была больше всего напоминала тартаны, но не имела таранов на носу и вообще выглядела мало приспособленной к морскому сражению. Зато, похоже, была оснащена вдоль бортов своеобразными гарпунными пушками, напоминавшими арбалеты.

Вдалеке Кхассав приметил стремительно продвигающуюся к морю фигуру в тяжелом меховом плаще и почему-то решил, что это Бану. То ли потому, что все пропускали её вперед, то ли оттого, что признал в манере двигаться женские черты, то ли из-за бросившихся в глаза блеклых волос. Впереди, уже в воде по колено её ждал человек чуть крупнее, утепленный так же как она, да и как все остальные. Спешно приближаясь, Кхассав заметил, как тот, второй, положил на плечо женщины руку, потом отвернулся и заторопился на один из кораблей.

— Живей! — крикнул он ребятам, оборачиваясь, и из его груди вырвалось густое облако пара.

Поскольку коней пришлось оставить еще до подъема на гору в компании остальных членов команды, сейчас Кхассав с дюжиной ребят бежали к берегу со всех ног.

— Мать лагерей на корабле?! — громко спросил он, тыча пальцем в отдаляющиеся суда.

Местные смотрели на чужаков хмуро и вместе с тем, как на душевнобольных.

— МАТЬ ЛАГЕРЕЙ ТАМ?! — громче проорал Кхассав, подумав, что, наверное, от мороза тут все оглохли.

Один из местных сторожил скрючил физиономию. Кто-то за его спиной зашептался, указав на Кхассава не самым приличным образом. Раман, краем уха поймав какой-то шепоток, сообразил, в чем дело: их диалект немного отличается.

Неважно, отмахнулся от собственных соображений Кхассав и просто спросил: