Туземцы и пришельцы торговались на разный манер. Янинцы были, как это у них водилось, даже более возбудимы, или, верней сказать, искренни в своем возбуждении, чем альгарвейцы. Они хватались за голову, закатывали глаза, подпрыгивали и, казалось, готовы были от волнения свалиться, как от апоплексии.

– Это называется киноварь? – взревел один, указывая на полный мешок рыже-красного щебня.

– Да, – отозвался обитатель льдов, с которым янинец пытался торговаться.

Даже поза его выражала полнейшее безразличие к театральной ярости покупателя, отчего янинец взъелся еще сильней.

– Это самая скверная киноварь из всех киноварей на свете! – вскричал он. – Дракон лучше станет палить огнем, если накормить его бобами и поджигать газы под хвостом, чем от этой дряни!

– Не покупай, – ответствовал обитатель льдов.

– Грабитель! Разбойник! – взвизгнул янинец.

Кочевник в грязном балахоне молча взирал на него, ожидая, когда предположительно цивилизованный обитатель Дерлавая назовет наконец свою цену. Когда янинец успокоился настолько, чтобы прервать поток нечленораздельных воплей, именно так он и поступил.

– Большая часть киновари с этого базара, – заметил Пенда, – поступает прямиком в Альгарве.

– Знаю, – грустно отозвался Фернао.

До Шестилетней войны Альгарве держала несколько факторий на побережье южного континента, восточнее Хешбона. Сейчас эти города находились в руках или Лагоаша, или Валмиеры (хотя раз Валмиера пала перед воинами короля Мезенцио, кто знает, что сталось с полярными владениями каунианской державы?). Если Фернао и Пенда смогут добраться до Мицпы – ближайшей лагоанской колонии, они окажутся в безопасности.

Если…

Война в Дерлавае нарушила распорядок караванов на юге. Формально Янина не вступила в войну с Лагоашем, но была так близка к союзу с Альгарве, что торговля между нею и врагами ее великого соседа практически прервалась.

В стороне какой-то обитатель льдов держал вьючных верблюдов в поводу, но не пытался выставить на продажу их груз, и Фернао с Пендой немедленно направились к нему.

– Знаешь этот язык? – спросил Фернао по-альгарвейски.

– Да, – промолвил дикарь. Уловить выражение его немытой бородатой физиономии было невозможно.

– Ведешь караван? – поинтересовался чародей, и обитатель льдов кивнул.

– На восток? – продолжал допытываться Фернао.

Кочевник остался безмолвно недвижим. Учитывая обстановку последних дней в Хешбоне, Фернао счел это за согласие.

– Мой король, – заметил он, – хорошо заплатит, если мы с другом попадем в Мицпу.

Какой именно король, он не уточнил – если обитатель льдов подумает, что речь зашла о Мезенцио, пусть пребывает в неведении.

Поразмыслив немного, караванщик заговорил:

– Говоруны, – Фернао сообразил, что так здесь называют янинцев, – будут мешать вам.

– Разве ты не в силах обмануть их? – поинтересовался чародей, как бы предлагая обитателю льдов посмеяться вместе с ним над тонкой шуткой. – И разве легка бывает прибыль?

Глазки кочевника загорелись. По крайней мере, один из вопросов затронул его.

– Я Доег, – назвался он, – сын Абишая, сына Абиатара, сына Чилеаба, сына… – Генеалогия протянулась еще на несколько поколений. – Мой тотемный зверь – снежная куропатка, – закончил Доег. – Я не убиваю ее, я не трону ее мяса, я не позволю тем, кто идет со мной, причинить ей вред. Кто причинит – того я убиваю, чтобы умиротворить дух птицы.

«Невежественный суеверный дикарь», – подумал чародей некстати.

– Ты говоришь мне это потому, что мы с другом отправляемся с тобой? – поинтересовался он.

– Если желаете, – ответил Доег, пожав плечами. – Если заплатите достаточно. Если готовы выйти, прежде чем солнце пройдет далеко.

Они поторговались немного. Фернао постарался не сорваться в истерику по-янински, чем, кажется, произвел на Доега благоприятное впечатление. Невзирая на это, кочевник торговался непреклонно. Фернао нервничал: караванщик запросил чуть ли не больше, чем осталось у чародея в кошельке, и на все обещания доплатить золотом и серебром уже в Мицпе только плечами пожимал. Понятие кредита, очевидно, лежало за пределами его кругозора.

– Я чародей, – выдал наконец Фернао, скрипнув зубами: признаваться в этом он не планировал. – Сбрось цену на четверть, и на время пути мои услуги в твоем распоряжении.

– Случись беда, ты и без того помог бы мне, – хитро прищурился Доег. – Но от тебя может быть польза. Я согласен. Но имей в виду, альгарвеец, – Фернао не стал его поправлять, – твоя волшба не так сильна в моей земле, как в заморских краях.

– Здесь, в Хешбоне, она действует, – заметил Фернао.

– Хешбон лежит в моей стране. Хешбон более не принадлежит моей стране, – ответил Доег. – Так много янинцев и других безволосых, – взгляд его темных глазок обратился на гладко выбритого Пенду, – явилось сюда, что суть земли переменилась. Вдали от городов земля дышит, как прежде. Колдовство остается прежним. Неласково смотрит оно на пути безволосых.

Насколько серьезно следует воспринимать его слова, Фернао не знал. С его личным опытом они не расходились, однако чародеи-теоретики Лагоаша и Куусамо перед войной твердили иное. Он пожал плечами.

– Сделаю что смогу, много это или мало. Кроме того, ты будешь скрываться от янинцев, а их волшба не столь уж отлична от моей.

– Верно. Добро! – Доег кивнул и протянул грязную руку. Фернао и (после минутного колебания) Пенда пожали ее. Обитатель льдов склонил голову. – Договорились.

Краста как раз вышла из одной лавки на бульваре Всадников, чтобы заглянуть в следующую, когда столкнулась с триумфальным шествием альгарвейской армии по улицам Приекуле. Мысль отказаться из-за парада от своих планов маркизе не пришла в голову: она была рада, что в лавках почти нет покупателей, и расстроилась только, что едва ли не каждый третий магазин оказался закрыт.

Маркиза поддалась на уговоры слишком раболепной даже по ее меркам продавщицы купить янтарную брошку и, приколов новое приобретение к блузке, шагнула на тротуар, но тут вопли фанфар заставили ее обернуться. Оркестр во главе процессии наяривал изо всех сил. Блистали под солнцем трубы и бронзовые рамы барабанов. Красту, словно сороку, привлекало все яркое и блестящее. Сверкание начищенной меди заставило ее обратить на захватчиков взгляд. А вид солдат, несущих эти инструменты, заставил смотреть во все глаза.

Если маркизе приходилось задумываться об альгарвейцах, первым ей на память приходило слово «варвары». В этом она была вполне типичной валмиеранкой, хотя то же можно было сказать и об остальных каунианских племенах. Возможно, шагавшие по бульвару Всадников бойцы принадлежали к числу лучших в войске Мезенцио. «А может, я ошибалась на их счет», – мелькнуло в голове у Красты: для нее это был потрясающий взлет фантазии.