Популизм: красавица и чудовище

Критически относящаяся к Юлии Тимошенко киевская газета «Новый понедельник», констатировала, что в своей политике национализации глава правительства «явно зашла за красную черту», посягнув на предприятия с иностранным капиталом, включая американский. Однако, как справедливо отмечала газета, речь шла не о структурных реформах, направленных на слом или хотя бы ограничение капиталистических порядков, а о попытке решить социальные проблемы за счет повторной приватизации государственного имущества и тем самым залатать дыры в бюджете: «Другого способа наполнения „социальных стандартов“, кроме приватизации оставшегося государственного имущества, Юлия Владимировна вообще не видит… Но и подсказать ей, похоже, некому».[518]

Из всех левых организаций Украины только небольшое молодежное движение «Че Гевара» сделало попытку использовать ситуацию. Активисты движения организовали рейд за национализацию по промышленным предприятиям республики. В ходе рейда стало понятно, что психологическая обстановка в стране изменилась: «Год назад мы тоже агитировали здесь против первой приватизации», — вспоминали участники рейда после встречи на заводе «Криворожсталь». Но «тогда нам отвечали совсем по-другому».[519]

Что касается Социалистической партии Украины, то ее представители, работавшие в правительстве, лишь горько сетовали: «Нам нелегко в вопросах социально-экономической политики сотрудничать с либералами».[520]Трудности приходилось преодолевать, сотрудничество продолжалось. В лучшем случае, социалисты шли в фарватере премьер-министра, требовавшего национализировать незаконно приватизированное имущество, но сами — на уровне партийной политики — инициативы не проявляли, борьбы не вели. А Коммунистическая партия Украины, постепенно терявшая поддержку на востоке страны, никак не могла сформулировать свою позицию в новой обстановке и, казалось, вообще устранилась от участия в серьезной политической борьбе.

Пассивность левых выглядела тем более абсурдно, что поддержка новой власти в обществе стремительно таяла. Даже симпатизировавшая Ющенко западная пресса признавала, что «эйфория сменилась глубоким разочарованием».[521]

Утратившие инициативу и лишенные четких стратегических ориентиров левые партии не были способны воспользоваться ситуацией, поскольку прекрасно понимали, что людей за собой повести не могут. Не смогли они воспользоваться и очередным кризисом в верхах, когда противостояние между Тимошенко и Ющенко стало очевидным. Между тем, по признанию того же «Нового понедельника», попытки Тимошенко национализировать целый ряд объектов ради их последующей перепродажи давали «шанс остановить приватизацию».[522]Именно это вызвало взрыв ярости в либеральной прессе на Западе и, в конечном счете, привело к падению кабинета министров.

Официальные «левые партии» не поднялись в практических вопросах даже до уровня Тимошенко. В условиях политического кризиса нет зрелища более жалкого, чем «левые» политики, неспособные предложить сколько-нибудь серьезную программу преобразований. Они закономерно утрачивают влияние. На гребне социального протеста поднималась новая сила, вполне готовая использовать отдельные левые лозунги, но имеющая мало общего с левой идеологией.

Киевская красавица Юлия Тимошенко никогда не претендовала на связь с пролетариатом. Как и всякий популист, она не пыталась помогать самоорганизации масс, не представляла их политические интересы и даже не пыталась изображать, будто принадлежит к народным массам. Она просто объясняла народу, что заботится о нем. Чтобы о ком-то заботиться, совершенно не надо быть на него похожим.

В общественном сознании постепенно формировался устойчивый стереотип: Тимошенко — добрая, Ющенко — злой. К тому же Юлия еще и красивая. А президент Виктор Ющенко, с лицом, изуродованным то ли попыткой отравления, то ли какой-то странной болезнью, больше напоминал монстра. Формула «красавица и чудовище» сразу же пришла в голову журналистам и аналитикам, с той, правда, оговоркой, что красавица Юлия при определенных обстоятельствах и сама могла обернуться чудовищем.

«Популист», «человек социалистических взглядов», «сторонник антирыночных методов», «олигарх с мировоззрением мелкого буржуа», «проповедник командной экономики», и даже «генерал в юбке» — такими эпитетами награждала Юлию Тимошенко украинская пресса в период ее премьерства.[523]

Популизм — явление, типичное для бедной страны со слабыми демократическими традициями и неразвитыми гражданскими институтами. Хотя примеры популистских движений мы находим и в истории США. Популизм возникает в обществе, где классовые противоречия вполне очевидны, но сами классы не до конца оформились, их культура и идеология по-настоящему не сложились, где значительная часть населения занимает «промежуточную» позицию — это в равной мере относится и к маргиналам, и к мелким буржуа. Такая ситуация характерна для периферийного типа капитализма либо для буржуазного общества, застрявшего в состоянии многолетнего структурного кризиса. Короче, людьми болезненно ощущается несправедливость, но нет достаточных условий для социальной самоорганизации. Многие идеи из арсенала левых получают распространение, но без связи с общей перспективой социалистических преобразований. А политические методы марксистских организаций не срабатывают так, как ожидают теоретики.

Популизм — явление демократическое. Нередко популистские лидеры становятся диктаторами, но свою известность и народную любовь они завоевывают вполне демократическими методами, объединяя вокруг себя массы во имя борьбы за справедливость. Приобретя доверие и любовь народа, подобный лидер некоторое время удерживает их независимо от того, что он делает. Ведь любовь слепа. А популистский тип мобилизации не связан с четким соблюдением политических процедур, формальных уставов и идеологических норм (что принципиально важно для левого движения). В итоге у лидера появляется изрядная свобода маневра. Он может совершать тактические зигзаги то влево, то вправо, подбирать себе совершенно разношерстных союзников, делать противоречивые заявления.

Разумеется, народная любовь имеет пределы. После серии измен она может превратиться в не менее устойчивую ненависть (что мы видели на примере единственного до сих пор удачливого постсоветского популиста Бориса Ельцина). А главное, рано или поздно все равно приходится выбирать: левый курс или правый.

Примерами популистского лидера могут быть Хуан Перон, Авраам Линкольн или Ф.Д. Рузвельт. Молодой Фидель Кастро был тоже отнюдь не коммунистом, а всего лишь представителем просвещенной элиты, озабоченным бедствиями народа. В начале своей политической картеры Уго Чавес являлся блестящим примером левого популиста. Но на основе тех же популистских методов построили свои политические карьеры Адольф Гитлер и Бенито Муссолини.