Вода достигала пятой или шестой ступени на каменной лестнице дворца. Бенкендорф настаивал, чтобы император вернулся. Но тот стоял неподвижно, следя таким же неподвижным взором за проносящимися мимо суденышками, которым не мог помочь. Но вот, сильно кренясь и странно приплясывая на месте, возникла перед ними сенная барка, на которой у борта сгрудилось несколько женщин и детей. Их мольбы о помощи доносились сквозь шум стихии.

— Бенкендорф, — обратился к нему государь, — я не могу это видеть, и я не хочу, чтобы ты рисковал жизнью. Но попробуй что-нибудь сделать для этих несчастных.

Все, что было на поверхности Невы, неслось вверх против течения. Плыть вниз по течению не удавалось и крупным суднам. Бенкендорф сказал Беляеву:

— Следуй за мной и не отставай.

Он спустился со ступенек и погрузился в воду выше пояса. Холод обжег тело. Сначала он попытался идти, но потом поплыл, оглядываясь на Беляева. С катера в рупор что-то кричал младший брат. Старший сел на казачью лошадь, которая стояла внизу, и хотел было с ее помощью добраться до катера, но вскоре пришлось бросить затею и отправиться за Бенкендорфом вплавь. Лошадь — умное животное — возвратилась назад. В этот момент и барку, и катер, и двух пловцов накрыла громадная волна. Когда она опала, Бенкендорф и Беляев каким-то чудом оказались на палубе катера.

Отдышавшись, Бенкендорф велел повернуть к дворцу. Восемнадцать матросов-силачей налегли на весла, но катер застыл, будто нарисованный, — не сдвинулся ни на шаг. Два-три весла и вовсе сломались, хорошо, что вода не вырвала уключины. Беляев 2-й велел взять запасные. Ударил мощный порыв ветра, и катер вдруг понесло против течения. Огромные валы, видимо встретив какое-то препятствие, как звери кинулись на город. Командующий катером Беляев 2-й сказал Бенкендорфу:

— Ваше превосходительство, вниз по течению плыть нельзя. Весла сломаем, как прутики. Матросы выбиваются из сил. Разрешите поворотить по ветру и встречным подавать помощь. Иного выхода нет.

Только однажды Бенкендорф переживал нечто подобное. Добрых два десятка лет назад вместе с Воронцовым и другими участниками северной экспедиции против налолеоновских войск он попал в бурю, которая разметала флот. Их чуть не смыло в море. Воронцов бросил ему конец каната, и, уцепившись, поддерживая друг друга, они добрались до мачты от борта, где их застал первый удар волны.

Мокрый мундир на Бенкендорфе стеснял движения, но избавиться от него он не мог. Пронизывающий ветер совсем сковал бы движения. Первых пострадавших они втянули на палубу у Сального буяна. Две женщины и ребенок качались на деревянном плоту, роль которого сыграла крыша какой-то бедной хижины. От страха они не могли вымолвить ни слова. Только Бенкендорф с братьями втянули женщин, как увидели, что с другого борта на маленьком ялике прямо к ним плывет несколько полуодетых мужчин. Бенкендорф распорядился бросить канат, но пляшущий ялик трудно было удержать хоть на секунду, чтобы позволить терпящим бедствие перебраться на катер. Наконец стихия была побеждена. Трое мужчин сменили обессилевших гребцов. Бенкендорф, окидывая взором вздымающиеся темно-зеленые горы, никак не мог определить, в какую сторону сносит катер. У Адмиралтейства вода произвела меньше разрушений, чем в местах низких, где по берегам были разбросаны невысокие деревянные строения. В низинах царила смерть. Погибали жилища, плавающие кровли и бревна носились по поверхности и представляли страшную угрозу лодкам, в которых находились люди. Их имущество стало добычей мятежной стихии, и никто не помышлял о его спасении.

— Ваше превосходительство, мы на Петербургской. Здесь вода достигает второго этажа. Я велел провести катер между домами и попытаться освободить тех людей, которые привязали себя к веткам деревьев, — сказал Беляев 2-й.

По пути сняли с вертящихся в водовороте сбитых досок собаку. Она смотрела на освободителей человеческими глазами и жалобно скулила. Бенкендорф впустил ее в каюту. Мелькнула мысль: хорошо, что попалась собака, а не кошка. Кошек он не переносил. Погреба, подвалы и все нижнее жилье на Петербургской стороне заполняла вода. Часть домов была смыта до основания. Улицы загромождены лесом, плавающими дровами и домашней утварью. Катер двигался медленно. Начали снимать сперва женщин, которые держались за ветки, потом мужчин с детьми.

Буря еще не унималась, хотя уже становилось ясно, что напор ослабевает. Мичман Беляев 1-й устраивал спасенных. Бенкендорф велел прежде всего заняться женщинами. Несчастье оказывало на них странное действие. Они будто потеряли разум, и приходилось несколько раз повторять просьбу отойти от гребцов и сесть в центре катера на палубу. Наблюдая за тем, как действуют братья Беляевы, Бенкендорф решил рапортовать государю и просить о награждении орденом младшего, отлично командовавшего матросами и с бесстрашием протягивавшего руку всем, кто просил о поддержке.

Бенкендорф скомандовал пристать к одному из каменных домов богатой и крепкой постройки, чтобы позволить отдохнуть гребцам, которые были больше не в состоянии направлять катер к какой-нибудь цели, что грозило неминуемой катастрофой. Сейчас он уже отвечал и за жизнь спасенных. Опасность погибнуть второй раз на дню окончательно сломила бы душевные силы едва успевших избавиться от страха смерти людей.

Дом украшала лепнина, входные двери покрывала вода. Крепкие оконные рамы сохранили зеркальные стекла на бельэтаже, высоко поднятом над тротуаром, который превратился в дно буйствующего озера, перегороженного стенами домов. Как проникнуть внутрь?

— Мичман, возьмите сходню и выбейте любое окно. Однако сперва загляните в комнату — нет ли там хозяев?

Вода плескалась на метр ниже подоконника и начинала убывать, правда очень медленно. Катер подогнали поближе к стене и быстро выдавили раму. Но очень неудачно. Осколки стекла и дерева не позволяли проникнуть в помещение. Тогда матросы вновь взялись за сходню и, раскачав, вышибли другую раму напрочь. Эта квартира оказалась пуста, и Бенкендорф распорядился перевести спасенных в помещение, что, между прочим, оказалось непростым и нелегким делом. Катер раскачивало и било о стену, водная пропасть каждый раз то расширялась, то сужалась. В квартире рядом он обнаружил обширное петербургское семейство Огаревых, которое сразу принялось помогать спасенным. Мадам Огарева и служанка охапками выносили для них из гардеробной белье, халаты, одежду. Все были одеты и обуты. Бенкендорф заверил, что государь возместит ущерб, причиненный дому, а также отплатит гостеприимство, но Огаревы и слышать не желали. С подобным великодушием Бенкендорф сталкивался только во время войны с французами.

В третьем часу пополудни вода начала убывать. К сумеркам в городе стали ездить экипажи, и тротуары почти везде очистились. Мойка, Фонтанка и другие речки и каналы возвратились в свои берега. Мосты поднялись наверх и по-прежнему осаживали вниз недавно непокорную воду. Затихшая и смиренная, она как бы просила прощения у жителей за недавнее безумие. К ночи улицы совершенно обнажились, и волны мирно потекли туда, куда предписывали земные законы.