– Да, я вспомнила! – воскликнула Цзя-хуэй. – У барышни Линь Дай-юй очень слабое здоровье, и ей постоянно приходится пить лекарства, так ты бы у нее попросила. Это все равно!

– Вздор! – ответила Сяо-хун. – Разве можно пить лекарства без разбору?

– Но и так поступать, как ты, тоже нельзя, – возразила Цзя-хуэй. – К чему это приведет, если ты и дальше не будешь ни пить, ни есть?

– Ну и что ж? – сказала в ответ Сяо-хун. – Лучше умереть сразу, и делу конец!

– Почему ты так говоришь? – взволнованно спросила Цзя-хуэй.

– Откуда тебе знать, что творится у меня на душе! – вздохнула Сяо-хун.

Цзя-хуэй молча кивнула, немного подумала, затем сказала:

– Конечно, винить тебя не приходится, здесь жить трудно. Недавно, когда болел Бао-юй, старая госпожа говорила, что вся прислуга утомилась, и сейчас, когда он поправился, госпожа велела устраивать благодарственные моления, а всех, ухаживавших за больным, наградить в соответствии с занимаемым положением. Я не обижаюсь на то, что меня и некоторых других малолетних девочек-служанок обошли, но почему не отблагодарили тебя? Я даже возмутилась. Пусть бы все награды получила одна Си-жэнь, все равно на нее сердиться нельзя – она их заслужила в первую очередь. Говоря по справедливости, кто из служанок может с ней сравниться? Я уж не упоминаю о том, что она всегда усердна и заботлива, но даже если бы она и не была так старательна, все равно ее обойти нельзя было. Меня возмутило то, что таких, как Цин-вэнь, Ци-ся и некоторых других тоже отнесли к числу старших служанок, получивших самые большие награды! Ведь все им покровительствуют только потому, что их любит Бао-юй! Ну как тут зло не возьмет?

– Не стоит сердиться на них, – заметила Сяо-хун. – Пословица правильно говорит: «Даже под навесом в тысячу ли пир когда-нибудь кончается!» Разве они будут здесь век вековать? Пройдет еще года три – пять, все разлетятся кто куда, и неизвестно, кто кем тогда будет распоряжаться.

Слова Сяо-хун невольно взволновали Цзя-хуэй, глаза ее покраснели, и на них вот-вот готовы были выступить слезы. Но так как было неудобно плакать, она овладела собой и улыбнулась:

– Ты, конечно, права! Однако вчера, когда Бао-юй объяснял, как нужно убирать комнаты, как шить одежду, мне показалось, что придется по крайней мере несколько сот лет мучиться здесь!

Сяо-хун дважды холодно усмехнулась. Она снова собралась заговорить, но тут вошла девочка-служанка, еще не начавшая отпускать волосы; в руках у нее были какие-то рисунки и два листа бумаги.

– Эти два рисунка тебе велено переснять, – сказала она Сяо-хун, бросила ей бумагу и повернулась, намереваясь уйти.

– Чьи это рисунки? – крикнула Сяо-хун. – Почему ты толком не объяснила и убегаешь? Или для тебя где-то наготовили пампушек и ты боишься, что они остынут?

– Это рисунки сестры Ци-ся! – крикнула в ответ девочка, пробормотала что-то и убежала.

Сяо-хун рассердилась и, отбросив в сторону рисунки, принялась искать в ящике кисть. Рылась она долго, но все кисти, которые там были, оказались либо облезшими, либо совершенно истертыми.

– Куда же я девала новую кисть? – спросила она сама себя вслух. – Никак не вспомню!..

Она на минуту задумалась, потом вдруг засмеялась и радостно воскликнула:

– Ах, да! Ведь позавчера вечером ее взяла Ин-эр!

Обратившись затем к Цзя-хуэй, она добавила:

– Может быть, ты пойдешь за ней?

– Сама иди, мне некогда, – ответила Цзя-хуэй. – Я еще должна отнести коробку сестре Си-жэнь. Она ждет меня.

– Если тебя ждут, зачем ты здесь сидишь и точишь лясы? – воскликнула Сяо-хун. – Скверная девчонка, отлыниваешь от работы! Если бы я не вздумала послать тебя за кистью, Си-жэнь, наверное, и не ждала бы тебя!

С этими словами Сяо-хун покинула комнату, вышла со «двора Наслаждения розами» и направилась к дому Бао-чай. Проходя мимо беседки, она повстречала кормилицу Бао-юя. Сяо-хун остановилась и с улыбкой спросила:

– Куда вы ходили, тетушка Ли? Как вы здесь очутились?

– Ты только подумай! – всплеснула руками мамка Ли. – Понравился ему какой-то братец не то Юнь, не то Юй, и он велел мне пойти его пригласить. Требует, чтобы тот завтра непременно к нему пришел. Если об этом узнает госпожа, опять будут неприятности.

– И вы ходили приглашать? – снова улыбнулась Сяо-хун.

– А что я могла поделать? – возразила кормилица.

– Если этот Юнь что-нибудь смыслит, он не придет, – сказала Сяо-хун.

– Но ведь он не глуп, – заметила мамка Ли. – Почему ему не прийти?

– В таком случае вам не следует его сопровождать, – посоветовала Сяо-хун. – Пусть он приходит один и поблуждает здесь, посмотрим, что он будет делать!

– Откуда у меня время ходить за ним по пятам! – воскликнула старуха. – Я только передала ему приглашение. Скажу какой-нибудь служанке, пусть его проводит.

С этими словами, опираясь на палку, она продолжала путь.

Сяо-хун осталась стоять. Она так задумалась, что позабыла о кисти.

Вскоре прибежала маленькая служанка. Заметив Сяо-хун, она окликнула ее:

– Сестрица Сяо-хун, ты что здесь делаешь?

Сяо-хун подняла голову и увидела перед собой Чжуй-эр.

– Ты куда? – спросила ее Сяо-хун.

– Мне велели привести второго господина Цзя Юня, – ответила девочка и убежала.

Сяо-хун медленно побрела дальше. Дойдя до «мостика Осиной талии», она снова увидела Чжуй-эр, которая двигалась ей навстречу в сопровождении Цзя Юня. Проходя мимо Сяо-хун, Цзя Юнь бросил на нее взгляд. Притворившись, будто она разговаривает с Чжуй-эр, Сяо-хун сделала то же самое, и таким образом глаза их встретились. Сяо-хун невольно покраснела, быстро повернулась и зашагала в направлении «двора Душистых трав». Но об этом мы рассказывать не будем.

Цзя Юнь и Чжуй-эр, следуя по извилистой тропинке, вскоре добрались до «двора Наслаждения розами». Чжуй-эр первая вошла туда и доложила о приходе Цзя Юня и лишь потом ввела его самого.

Войдя во двор и оглядевшись, Цзя Юнь увидел несколько искусственных каменных горок, возле которых росли бананы, в стороне под большим деревом стояли два аиста и чистили перья. На террасе, на больших крюках, были развешаны клетки с редкостными птицами. Немного подальше высился небольшой пятикомнатный домик с пристройками, над его входом красовалась горизонтальная доска с надписью: «Радостный пурпур и пышная зелень».

«Вот, оказывается, откуда происходит название «двор Наслаждения розами!» – подумал про себя Цзя Юнь.

Вдруг из окна, затянутого тонким шелком, послышался голос:

– Скорее входи! И как я за целых три месяца ни разу о тебе не вспомнил!

Цзя Юнь узнал голос Бао-юя и направился в дом. Переступив порог, он был ослеплен: повсюду сияли золото и бирюза, сверкали узоры, и ему никак не удавалось разглядеть, где же находится сам Бао-юй.

Цзя Юнь повернул голову налево