Сюэ Пань. – Вчера я видел не совсем пристойную картину, хотя и прекрасно выполненную; на ней была длинная надпись. Я не стал внимательно читать, но, кажется, там были иероглифы «гэн» или «хуан». А в общем, замечательно!

Слова Сюэ Паня вызвали сомнение у Бао-юя, и он подумал:

«Я видел почти все картины древних и современных художников и внимательно читал надписи на них, но такие иероглифы, как «гэн» и «хуан», мне не доводилось встречать».

Подумав еще немного, он вдруг засмеялся и приказал подать ему кисть. Написав на ладони два иероглифа, он обратился к Сюэ Паню с вопросом:

– Ты уверен, что это действительно были иероглифы «гэн» и «хуан»?

– А почему нет? – в свою очередь спросил тот.

Тогда Бао-юй открыл ладонь, показал написанные на ней иероглифы и снова спросил:

– Может быть, там были эти иероглифы? Они в самом деле очень похожи на знаки «гэн» и «хуан».

Все гости поглядели на ладонь Бао-юя и увидели, что там написано «Тан Инь».

– Ну конечно так и есть, – рассмеялись присутствующие. – Наверное, у тебя в глазах рябило, когда ты читал надпись!

Сюэ Пань смущенно улыбнулся.

– А кто его знает, «Тан Инь» это или «Го Инь»?

В этот момент вошел мальчик-слуга и громко объявил:

– Господин Фын.

Бао-юй сразу догадался, что это Фын Цзы-ин, сын полководца Божественной воинственности Фын Тана.

– Сейчас же проси! – закричали Сюэ Пань и гости.

Через мгновение на пороге появился улыбающийся Фын Цзы-ин. Все вскочили с мест и стали наперебой предлагать ему сесть.

– Здорово! – воскликнул Фын Цзы-ин. – Даже за дверь не хотите выйти, веселитесь дома!

– Мы вас так давно не видели! – в один голос воскликнули Сюэ Пань и Бао-юй. – Как поживает ваш почтенный батюшка?

– Благодарю, отец здоров, – ответил Фын Цзы-ин. – Только мать простудилась и, надо сказать, чувствует себя неважно.

Заметив на лице Фын Цзы-ина небольшую ссадину, Сюэ Пань с улыбкой спросил:

– Видно, опять с кем-то подрались? Ишь, как вывеску разукрасили!

– Нет! С тех пор как мы подрались с сыном дувэя[107], я больше такими делами не занимаюсь! – возразил Фын Цзы-ин. – Зачем мне драться? Что касается ссадины, то это меня задел крылом сокол, когда мы охотились в горах Теваншань.

– И давно? – поинтересовался Бао-юй.

– Поехали мы двадцать восьмого числа третьего месяца, а позавчера вернулись, – ответил Фын Цзы-ин.

– Так вот почему я не встретил вас третьего и четвертого числа в доме брата Шэня! – воскликнул Бао-юй. – Я даже хотел спросить о вас, но потом как-то забыл. Вы ездили один? Или с батюшкой?

– Ну как же без батюшки? – произнес Фын Цзы-ин. – Без него я не мог бы поехать. Неужели я сошел с ума, чтобы ехать куда-то одному и наживать себе неприятности? Мне доставило бы большее удовольствие пить вместе с вами вино да слушать песни! Однако не было бы счастья, да несчастье помогло!

Фын Цзы-ин уже успел выпить чай, и Сюэ Пань пригласил его к столу.

– Присаживайтесь и рассказывайте! – воскликнул он.

– Откровенно говоря, мне очень хотелось бы с вами выпить, – признался Фын Цзы-ин, – но, к сожалению, приходится отказаться. У меня есть очень важное дело. Я должен немедленно его выполнить и доложить отцу.

Однако Сюэ Пань, Бао-юй, да и все остальные не соглашались отпустить его. Они приложили все усилия, чтобы удержать гостя.

– Вот странно! – улыбнулся Фын Цзы-ин. – Мы уже знакомы несколько лет, и, по-моему, вам никогда не приходилось уговаривать меня пить. Но сегодня я действительно не могу. А если уж вы непременно хотите, чтобы я выпил, дайте большую чашу – я осушу ее дважды и поеду.

Пришлось согласиться. Сюэ Пань схватил чайник с подогретым вином и Бао-юй подставил два кубка. Фын Цзы-ин стоя одним духом выпил.

– Расскажите хотя бы, какое вам «несчастье помогло», – попросил Бао-юй, – а после этого уйдете.

– Сейчас это неинтересно, – возразил Фын Цзы-ин. – Лучше я устрою угощение, приглашу вас, тогда поговорим. Кроме того, я хочу кое о чем вас просить.

С этими словами он поклонился и собрался уходить.

– Вы нас заинтриговали! – сказал Сюэ Пань. – Еще неизвестно, когда вы нас пригласите. Лучше бы сейчас все рассказали и не заставляли нас терзаться муками любопытства!

– Дней через восемь-десять я приглашу вас к себе, – пообещал Фын Цзы-ин и вышел.

У ворот он сел на коня и поскакал, а все остальные вернулись к столу, выпили еще по чарке и разошлись.

Бао-юй возвратился в сад и застал Си-жэнь крайне обеспокоенной его долгим отсутствием. Она действительно думала, что Бао-юя позвал отец, и не знала, чем это посещение окончится… Увидев Бао-юя совершенно пьяным, она спросила, что произошло. Бао-юй подробно ей рассказал.

– Нечего сказать! – упрекнула его Си-жэнь. – О тебе беспокоятся, а ты веселишься как ни в чем не бывало! Хоть бы предупредил!

– Разве я обычно вас не предупреждаю? – спросил Бао-юй. – Но сегодня пришел Фын Цзы-ин, и я об этом позабыл.

В этот момент вошла Бао-чай и, услышав разговор Бао-юя со служанкой, засмеялась:

– Ну что, попробовал наших редкостных кушаний?

– Конечно, – засмеялся в ответ Бао-юй, – но уж ты, сестра, попробовала их, наверное, раньше всех!

Бао-чай покачала головой.

– Вчера брат хотел меня угостить, – проговорила она, – но я отказалась и посоветовала ему угостить наших старших родственников. Ведь я знаю, что недостойна есть такие вкусные вещи.

Тут служанка подала ей чай, завязалась непринужденная беседа. Но об этом рассказывать не стоит.

Дай-юй было известно, что Цзя Чжэн вызвал к себе Бао-юя и тот целый день не возвращается. Поэтому ею овладело беспокойство. Вечером, за ужином, она узнала, что Бао-юй вернулся, и захотела тотчас пойти к нему расспросить, что случилось. Медленно шагая в направлении «двора Наслаждения розами», она издали увидела Бао-чай, которая шла туда же. Дай-юй последовала за ней. Однако у «моста Струящихся ароматов» ее внимание привлекли пестрые птицы, названия которых она не знала. Дай-юй невольно залюбовалась ими и некоторое время простояла на берегу. Когда она спохватилась, было уже поздно – ворота «двора Наслаждения розами» заперли. Нужно было постучаться.

Следует сказать, что Цин-вэнь и Би-хэнь незадолго перед тем рассорились и сейчас пребывали в самом скверном настроении. Когда Дай-юй постучалась, Цин-вэнь, стоявшая во дворе, стала ворчать, чтобы отвести душу:

– Вечно шатаются здесь без всякой надобности! Поспать не дают!

В этот момент снова раздался стук в ворота. Цин-вэнь еще больше разозлилась и, даже не осведомившись, кто стучит, раздраженно крикнула:

– Все спят, приходите завтра!

Дай-юй, которой были известны нравы служанок Бао-юя, привыкших баловаться, подумала, что служанка не узнала ее голоса и принимает ее