помимо «Весов», во всех крупных модернистских изданиях «серебряного века», но плодовитым автором назвать его нельзя, прежде всего — из-за большой требовательности к качеству собственного творчества. Его творчество, являющее собой «содружество поэзии и философии» (см.: РП I. С. 147), было сознательно отчуждено от проблем и образов «повседневности»:

Среди людей я средь — чужих...

Мне в этом мире не до них,

Как им в борьбе и шуме дня

Нет в жизни дела до меня.

(«Одиночество»)

До революции вышло две книги его стихов (о второй книге — «Горной тропе» — см. № 49 наст. тома и комментарии к нему). После революции и отпадения стран Балтии от России Ю. К. Балтрушайтис был чрезвычайным посланником и полномочным представителем Литовской Республики в РСФСР (позднее — в СССР), затем — советником литовского посольства во Франции. Умер в оккупированном Париже. О творческом пути Балтрушайтиса см.: Дауетите В. Юргис Балтрушайтис. Вильнюс, 1983.

Об И. Г. Эренбурге см. № 30 и комментарии к нему.

Стр. 18–20. — Терцинами написаны ст-ния «Пан», «На кладбище», циклы «Флорентийские терцины», «Времена года», «Сандро Ботичелли». Гумилев, очевидно, имеет в виду ст-ние «Пан» (Ты знаешь, этой ночью Пан воскрес. <...> Он в наши окна как в ручьи глядится, / И так влекут в непроходимый лес / Его звериностройные копытца).

Грааль Арельский (Петров Стефан Стефанович, 1888 или 1889 — 1938 (?)) — поэт, беллетрист. Дебютировал как поэт в 1910 г., будучи студентом астрономического отделения физико-математического факультета Петербургского университета. В 1911–1912 гг. состоял одновременно в «Академии эгофутуризма» (который понимал как «слияние с природой» — см.: РП II. С. 6) и «Цехом поэтов», сделав, в конце концов, выбор в пользу последнего. Под маркой «Цеха» вышла вторая книга Грааля Арельского «Летейский брег» (1913), стихи которой развивали традиции «научной поэзии». После революции публиковал книги о Космосе — фантастические и научно-популярные — и стихи для детей. В 1937 г. был арестован и пропал без вести в ежовских застенках.

Стр. 24–25. — Грааль — предмет мистического поклонения Рыцарей Круглого Стола, по самой распространенной версии — чаша, в которую Иосиф Аримафейский собрал кровь распятого Христа. Блок называл этот псевдоним «верхом кощунства и мистического анархизма» (см.: РП II. С. 6). О книге И. Г. Эренбурга «Стихи» (Paris, 1910) см. № 30 наст. тома и комментарии к нему. Стр. 26. — Игорю Северянину посвящено ст-ние «Песнь Суламифи», а многие из ст-ний книги выполнены в узнаваемой «северянинской» стилистике:

И в руке детски-маленькой, с книжкой тонкой и длинной,

Лепестки розоватые мне струили наркозы!

И на мех леопардовый их, с небрежностью чинной,

Вы бросали насмешливо, не нарушивши позы.

(«В гостиной. Сонет»)

Под «поэтами-экзотиками» Гумилев должен был, прежде всего, разуметь самого себя, ибо книга Грааля Арельского буквально нашпигована реминисценциями и прямыми заимствованиями из его ранней поэзии:

Я тебе расскажу (ты забудь наши хмурые дни?!)

Про далекие страны, где жрицами черные девы...

<...>

Будет снится тебе о другой золотистой весне,

И о стройных растеньях тропически яркого сада.

(«Berceuse»)

Колебался синий дым курений,

Содрогались мускулы лица

Перед ней склонившего колени,

Бледного, влюбленного жреца.

<...>

И когда над знойно спящим Нилом

Полосы жемчужные легли,

Сириус, — сияющим могилам,

Что-то стал шептать цветам земли.

(«Клеопатра»)

На поляне, залитой огнями,

Сатаною бал давался странный, —

Танцевали девушки с козлами,

И уста алели, словно раны.

(«Au-to-dafé» (так! — Ред.))

Ср. №№ 81, 53 и 63, 167 в т. I наст. изд. Стр. 27–28. — В первом ст-нии книги («Au-to-dafé») — «Был закат. Бледнели все инфанты». Во втором ст-нии («Инквизитор») — «Пройдут маркизы горделиво / В своих сребристых париках». В третьем ст-нии («Рабыня») — «Грезится, что все она царица / В царской изумрудной диадеме!».

Сведений о С. Константинове нет.

Стр. 38–40. — Ст-ния «Миниатюр» весьма близки по содержанию и форме поэзии самого Гумилева эпохи ПК. Это «страшные» баллады («Легенда», «Мы пили с ней вино в роскошном кабинете...», «Сон»), мистическая поэма «Старая сказка», почти дословно повторяющая «Деву Солнца» и «Сказку о королях» (см. №№ 19 и 21 в т. I наст. изд.): рассказ о «могучем царе», увидевшем во время триумфального шествия прекрасную деву — и выбежавшего к ней из колесницы (...А бог земной забыл свой трон / И меч, и скипетр, и венец). Ст-ние «Мыши» (оставаясь оригинальным) повторяет сюжет «Крысы» (см. № 30 в т. I наст. изд.):

Ночью в доме бродят мыши,

Ночью дождь стучит по крыше

И о чем-то стонет, плачет,

Ночью ведьма в ступе скачет

И метлой на звезды машет,

На болоте черти пляшут, —

То-то страха! то-то горя!

Соня плачет, ветру вторя,

И, чтоб ведьма не поймала,

Прячет нос под одеяло.

Шорох: — Васька на ловитву

Тихо вышел, и молитву

Соня шепчет, чуть живая:

«Это ведьма! злая, злая —

Боже, Боженька мой милый,

Сохрани меня, помилуй!

Вот идут... вот кто-то рядом,

Черный, длинный с страшным взглядом,

Точно черт на стенке храма...

Мама! мама! где ты? ма-ма!»

Входит няня со свечою:

«Соня, спи! Господь с тобою!

Ты весь дом перебудила...

Что ты? С нами крестна сила!»

Ночью в доме ходят мыши,

Ночью дождь стучит по крыше.

Стр. 40–41. — Имеются в виду ст-ния «Непропетая песня Заратустры», «Заратустры кольцо золотое...», «Заратустра! Заратустра!..». Стр. 41–42. — «Брюсовские мотивы» в ст-ниях «Миниатюр» — экзотико-исторические (Храмы, колоннады, термы Каракаллы / Зарастали мохом и травою. / Вместо олимпийцев и богов Валгаллы / В небе души реяли толпою» («Шестое столетие)), «бальмонтовские» — романтически богоборческие:

У моря сидел я, у сумрачных скал,

И тихо шептал умирающий вал:

«Нет Бога!»

Я был на вершине, и ветра порыв

Слова мне примчал, тороплив и пуглив:

«Нет Бога!»

<...>

Брюсов и Бальмонт «периода “Горящих зданий”» (эта книга Бальмонта вышла в 1900 г.) были той «школой», которую «проходил»