Шрифт:
Интервал:
Закладка:
34
Аполлон. 1911. № 7.
ПРП, ПРП (Шанхай), ПРП (Р-т), СС IV, ЗС, ПРП 1990, СС IV (Р-т), Соч III, Изб (Вече), Лекманов.
Дат.: июль 1911 г. — по времени публикации.
Перевод на англ. яз. — Lapeza.
О К. М. Фофанове см. № 23 и комментарии к нему.
«Кончина К. М. Фофанова 17 мая 1911 года вызвала целый ряд некрологических статей о нем, в которых варьировались уже знакомые мотивы. Все та же буренинская мысль о «почти бессознательном пении» повторена в некрологе Е. А. Колтоновской <...>, развивающем <...> тезис об отсутствии всякой эволюции Фофанова <...>. В некрологе под инициалами Г. Л. И. (видимо — Глинский Б. Б.), выдержанном в скорбном и апологетическом тоне, Фофанов назван «поэтом божьей милостью», который вопреки «грозным бичам влиятельной гражданской критики», «дерзал всенародно поклоняться... перед красою Божьего мира» <...>. Наибольшее историко-литературное значение в этом ряду имеют скромный отклик на смерть Фофанова Н. С. Гумилева и статья В. Я. Брюсова» (Тарланов Е. З. Константин Фофанов: Легенда и действительность. Петрозаводск, 1993. С. 28). Далее, пересказывая почти дословно некролог Гумилева, Е. З. Тарланов обращает внимание, что «сближение имен Надсона и Фофанова» уже не имеет прежних коннотаций негативной оценочности, но «объясняется признанием Гумилевым общих гуманистических начал их творчества, тем «светом добра», который он чувствовал в поэзии Фофанова» (Там же. С. 29). Говоря о статье Брюсова (сопоставленной с гумилевским некрологом), Е. З. Тарланов пишет: «Для Брюсова право Фофанова на “видное и почетное место среди русских поэтов XIX века” несомненно, хотя он и признает, что “бесспорный, большой талант поэта не соединился в нем с силой мысли, с широкими взглядами на мир и жизнь”» (Там же).
Стр. 3. — Имеется в виду граф Арсений Аркадьевич Голенищев-Кутузов (1848–1913), поэт, сановник царствований Александра III и Николая II, «ультраконсерватор» (С. Я. Витте) и сторонник «чистого искусства»; известен прежде всего как автор текстов к вокально-инструментальному циклу «Пляски Смерти» М. П. Мусоргского. Стр. 10–13. — Имеется в виду ст-ние Г. Лонгфелло (см. комментарий к стр. 9 № 59 наст. тома) «Дня нет уж...» в переводе И. Ф. Анненского:
<...>
Стихов бы теперь понаивней,
Помягче, поглубже огня,
Чтоб эту тоску убаюкать
И думы ушедшего дня,
Не тех грандиозных поэтов,
Носителей громких имен,
Чьи стоны звучат еще эхом
В глухих коридорах Времен.
Подобные трубным призывам,
Как парус седой кораблю,
Они наполняют нас бурей,
А я о покое молю.
Мне надо, чтоб дума поэта
В стихи безудержно лилась,
Как ливни весенние хлынув,
Иль жаркие слезы из глаз,
Поэт же и днем за работой,
И ночью в тревожной тиши
Все сердцем бы музыку слышал
Из чутких потемок души...
<...>
Мастерское применение приема реминисценции дало возможность Гумилеву — с помощью Анненского и Лонгфелло — в крохотном некрологе создать исчерпывающе глубокий образ Константина Фофанова в его отношении как к эпохе «серебряного века», так и к самому автору рецензии.
35
Аполлон. 1911. № 7.
ПРП, ПРП (Шанхай), ПРП (Р-т), СС IV, ЗС, ПРП 1990, СС IV (Р-т), Соч III, Изб (Вече), Лекманов.
Дат.: июль 1911 г. — по времени публикации.
Перевод на англ. яз. — Lapeza.
О В. В. Гофмане см. комментарии к стр. 63, 74–80 № 28 наст. тома.
«Причины и обстоятельства самоубийства Гофмана, последовавшего в Париже 13 августа (31 июля по старому стилю) 1911 г., не поддаются однозначному толкованию; ясно лишь одно: поэт застрелился в состоянии острого психического срыва. <...> Смерть Гофмана вызвала в России чрезвычайно широкий общественный резонанс. О гибели двадцатисемилетнего поэта, при жизни почти безвестного, сообщили во многих журналах и газетах. Возможно, внимание к свершившемуся было дополнительно стимулировано тем, что от писательских самоубийств Россия к 1911 году уже успела отвыкнуть: последними к тому времени крупными авторами, которые решили свести счеты с жизнью, были Всеволод Гаршин (1888) и Николай Успенский (1889). С Виктора Гофмана в русской литературе начался новый суицидальный ряд: вслед за ним писательский мартиролог пополнили Александр Косоротов (1912), Всеволод Князев (1913), Надежда Львова (1913), Иван Игнатьев (1914), Самуил Киссин (Муни; 1916), Алексей Лозина-Лозинский (1916), Анна Мар (1917). Самоубийство поэта стало своеобразным отличительным знаком эпохи и частным отражением общего суицидного поветрия, охватившего тогда самые различные круги русского общества <...>. Трагическая развязка наложила свой отпечаток на некрологические высказывания о Гофмане, в которых акцентировались одиночество, непонятость, душевная ранимость, отчужденность поэта от литературных кругов <...>. Наиболее внятной, определенной и притом лаконичной была, пожалуй, итоговая оценка творчества Гофмана, данная Н. С. Гумилевым...» (Лавров А. В. Виктор Гофман: между Москвой и Петербургом // Писатели символистского круга. С. 208–214). О трагической жизни и смерти В. В. Гофмана см. также: «А сердце рвется к выстрелу...» / Сост. А. А. Кобринский. М., 2003. С. 70).
36
Аполлон. 1911. № 8.
ПРП, ПРП (Шанхай), ПРП (Р-т), СС IV, ЗС, ПРП 1990, СС IV (Р-т), Соч III, Изб (Вече), Лекманов.
Дат.: август 1911 г. — по времени публикации.
Перевод на англ. яз. — Lapeza.
Об альманахах «Северные цветы», предшествующих рецензируемому, см. комментарии к стр. 5–7 № 28 наст. тома. В рецензии не упомянуты помещенные