Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты определенно прав, Иоганн, – улыбнулась Алисия. – Кому нужна война? Кто в трезвом уме поверит, что война может принести человечеству пользу?
Он помолчал. Разговаривать с женщинами на эту тему было абсолютно бессмысленно, они ничего не понимали в политике и судили «по ощущениям».
– Смотри, думаю, это Мари идет. И Китти с ней. Хотят повесить кулисы. Погляди, настоящий греческий храм.
«Мари, – подумал Иоганн и почувствовал, как в нем поднимается отвращение. – Прекрасно, она дочь Буркарда и теперь может стать совладелицей фабрики. Она женит на себе моего сына и однажды установит на вилле матриархат. И это справедливо. Дочь Буркарда получила то, что я отнял у ее отца. Баста. Восстановительное правосудие. Теперь я и Буркард квиты».
– Я очень рад, что именно Мари станет нашей невесткой, – примирительно сказала Алисия. – Она давно мне полюбилась. Умная, рассудительная девушка. И к тому же с характером. С самого начала…
Иоганн Мельцер кивнул. Верно, он заметил это, когда она приняла свой подарок на Рождество. Он снова почувствовал отвращение и не пытался его подавить. Все-таки умная и рассудительная. Унаследовала у матери высокомерие. Ох, какой праздник был бы у Луизы Хофгартнер, если бы она наблюдала сцену в кабинете. Он, директор Мельцер, унижался перед ее дочерью, и эта злючка еще посмела дать ему отповедь, что, мол, никогда не простит! Пинок человеку, который и так валяется у нее в ногах. Теперь, когда ему день ото дня становилось лучше, он жалел о своих признаниях. Нужно ли было открываться семье? Не хватило ли бы одной Мари? Или нужно было рассказать не всю правду? Лейтвин, хитрый пастор, воспользовался его страхом смерти и явил миру то, что должно было умереть вместе с ним.
Но теперь уж дело сделано. Решили, что Мари покинет виллу, потому что в качестве невесты она не может жить с Паулем под одной крышей. Люди и так судачили почем зря. На помощь пришел Альфонс Бройер и предложил поселить Мари в городском доме родителей. Китти настояла на том, чтобы дать будущей золовке одежду, шляпки и другие вещи, тогда внебрачная дочь Хофгартнер может поселиться там как знатная дама. Альфонс Бройер, этот чудесный человек, пожал Паулю руку и поздравил его с выбором. Добавив, что во всем Аугсбурге и окрестностях лучшей жены не сыскать.
– Как ты думаешь, Иоганн? Не сыграть ли нам свадьбы уже осенью, а не будущей весной? Элизабет очень даже «за» и хотела бы перенести свадьбу на более ранний срок.
– Элизабет? Ей не терпится связать себя узами брака со своим лейтенантом? Боится, что он сбежит, красавчик Клаус-фон-барон?
Алисия невольно покачала головой. И как только он мог говорить такие обидные вещи. Ведь именно Элизабет приходится трудно, потому что у нее нет обаяния и легкости Китти.
– Зато у нее есть то, что называют здравым смыслом, – попытался он успокоить жену.
– Да, это в ней есть, – с улыбкой подтвердила Алисия. – Знаешь, Иоганн, я подумала: если они женятся раньше, у нас раньше будут внуки. Я так мечтаю о том, чтобы вилла снова наполнилась детскими голосами. Ведь это знак, что жизнь продолжается, не правда ли?
– Да. – Он растрогано и нежно взял жену за руку. – Ты права, Алисия. Внуки, прежде всего мальчики – вот о чем они должны позаботиться. Чтобы дело моей жизни оставалось семейным делом.
Однако Иоганн был решительно настроен взять в свои руки руководство фабрикой и не передавать Паулю маршальский жезл слишком рано.
– Пойдем в дом, – предложил он и указал палкой к главному входу. – Меня немного знобит, да и ноги не совсем слушаются.
В холле он сел. Несмотря на протесты, Алисия позвала Густава с Гумбертом, чтобы подняли хозяина в комнату на стуле.
– Не в спальню! – раздражался Иоганн. – В библиотеку. Газету. Кофе! Тому, кто мне еще раз принесет ромашковый чай, я выплесну его в лицо!
Ковры в библиотеке были скатаны, растения в горшках из зимнего сада стояли посреди комнаты. Эльза с Ханной для лучшего блеска чистили стекла глицерином. Элизабет стояла со списком в руках, считала, скольких гостей можно будет здесь разместить в случае дождя.
– Будет ужасно тесно, мама, – сказала она. – Максимум тридцать человек. И кабинет для буфета слишком мал…
– Лиза, не волнуйся, – успокоила ее Алисия. – Дождя не будет. Мне об этом говорит моя больная нога.
– Надеюсь, она не обманывает, – вздохнула Элизабет. – Ты думаешь, пяти нанятых официантов будет достаточно?
– Конечно, Лиза. У нас ведь еще есть Гумберт, а на буфет встанут Августа и Эльза. Мария Йордан позаботится о подарках и потом поможет с пуншем. Шмальцлер обсудила с Блифертом цветочные украшения на столы?
В этот момент вошла запыхавшаяся Августа, она принесла выбитый коврик и ведро чистой воды для уборки.
– Фрейлейн, это принес посыльный.
Она бросила коврик на пол и опустила ведро, потом сунула руку глубоко в корсаж и вытащила письмо.
– От вашего жениха, – произнесла она сладким голосом. Элизабет вырвала письмо из рук горничной.
– В следующий раз засунешь письмо в фартук или отдашь Гумберту! – сердито зашипела на нее Элизабет.
– Простите, фрейлейн.
Тут Иоганн Мельцер попросил, чтобы его все-таки перенесли в спальню. Когда женщины затевают уборку, это опасно для жизни.
– Ах, Иоганн, – мягко проговорила Алисия. – У нас такое перед каждым большим праздником. Просто ты никогда этого не видел, потому что все время был на фабрике.
Конверт обжигал Элизабет руки, но она никак не хотела читать письмо посреди этого хаоса.
– Я на минутку в свою комнату, мама.
– Конечно, дорогая. Не спеши. Я позабочусь о цветах. А потом и Мари подойдет…
Элизабет плотно закрыла за собой дверь и пошла к окну выглянуть в сад. Китти с Мари были поглощены работой – укрепляли кулисы на деревянной сцене. Она осмотрела конверт – он выглядел абсолютно стандартно: адрес, отправитель, почтовая марка – ничего необычного. Штамп проставлен в Мюнхене, именно там сейчас стоял полк фон Хагемана. Почему он вдруг написал ей письмо перед помолвкой? Бедная Элизабет дрожащими руками вскрыла конверт, ожидая самого плохого.
Моя дорогая!
Я с большой радостью жду дня нашей помолвки. Она станет началом – надеюсь не долгого – срока испытания, мы лучше узнаем друг друга, уверен, наша взаимная привязанность станет еще сильнее и крепче.
Однако при всей радости меня угнетает новость, которую мне вчера передал товарищ из Аугсбурга. Возможно, это всего