Мари не знала, как ей отвечать на эту экзальтированную речь. Иоганн Мельцер действительно посвятил в эту историю и супругу, и дочерей? То есть он правда раскаялся? Но на Мари ему в этом смысле рассчитывать не стоит.

В холле тем временем собралась прислуга, даже обе прачки, работавшие на вилле раз в неделю, стояли вместе со всеми.

– Добро пожаловать, Мари, – торжественно проговорила экономка и протянула Мари руку. – Я сразу поняла, что ты особенная.

– Фрейлейн Шмальцлер… я хотела… – смущенно заикалась Мари. Но продолжить не смогла.

– Ну наконец-то, дай-ка обниму тебя, девочка, – улыбалась во весь рот повариха. – Какая глупость – прятаться от собственного счастья!

Гумберт ничего не сказал, но сиял почему-то как начищенный пятак; по немолодому лицу Эльзы текли слезы. Даже Мария Йордан вышла вперед и приветливо улыбнулась.

– Ай, я знала! – трещала Эльза. – Она вернется. Священник как сказал, так оно и случилось…

Мари прислушалась. Ах, вот в чем разгадка. Этот хитрец Лейтвин все разболтал.

– Мари, пойдем наверх, – нетерпеливо подталкивала ее Китти. – Да дайте же дорогу, Господи боже, не видите, что ли, что нам надо пройти? Она же не ваша собственность. Что вы тут стоите, будто его величество император у нас гостях. – Она говорила это, смеясь и плача одновременно, схватила подругу за руку и потащила вверх по лестнице.

– Мама сама на своя, – рассказывала Китти. – Потому что папа сказал, что надеется на вашу женитьбу. Вы с Полем, моя сладкая Мари. Не могу поверить, что ты станешь моей невесткой…

Мари не перебивала, потому что когда Китти пребывала в таком волнении, ее все равно было не остановить. То, что она говорила, не могло быть правдой, поскольку Иоганн Мельцер категорически запретил Паулю думать о женитьбе на ней. Он передумал? Нет, это существенно выходило бы за рамки покаяния. Гораздо вероятнее, что Китти просто пребывала в своих фантазиях, как это было ей свойственно.

– Но Китти… – пыталась что-то сказать Мари, но та ее не слушала.

– Элизабет уехала чуть свет с фон Хагеманом и двумя подружками на прогулку. Представь, на следующей неделе он должен возвращаться в полк, и отпуска пока не предвидится. Но мама здесь, и она непременно хочет тебя видеть.

Китти хотела открыть дверь в красную гостиную и уже нажала дверную ручку, но тут замерла и обернулась.

– Ты уже здесь?

Пауль стоял у лестницы, еще не отдышавшись после быстрого бега, пиджак распахнут, шнурки развязаны.

– Да! – рассердилась Китти. – Не думала, что Густав так быстро привезет тебя. Теперь ты захочешь видеть Мари.

Он посмотрел с сомнением, пытаясь понять выражение лица Мари, но так и не понял.

– Я хотел, – ответил он тихо. – Но не знаю, хочет ли Мари.

– Конечно, иначе она бы не вернулась, не так ли? – Китти глубоко вздохнула. – Ну что, идите уж. Не ссорьтесь, помиритесь. Мари, я ведь уже говорила, Альфонс сделал мне предложение. Я еще не знаю точно, но, думаю, я его приму…

Она застыла, будто ждала мнения Мари, но поняла, что Мари ее не слышала – она утонула во взгляде Пауля.

– Да, – произнесла Мари. – Думаю, нам нужно поговорить, Пауль.

Он вздохнул с облегчением и показал на дверь в библиотеку:

– Ну пойдем… Пожалуйста…

Мари любила библиотеку, хотя возможность побыть здесь выдавалась редко. На высоких резных полках, установленных на вычурных деревянных колоннах, стояли бесконечные книги, практически все в разноцветных кожаных переплетах. Левое окно выходило в зимний сад, где росли заморские растения в горшках и вазонах – дремучий лес; здесь стояли плетеные стулья, и можно было читать. Пауль остановился возле двери. Проходя мимо него, Мари почувствовала у себя на плече легкое прикосновение его руки. Она затрепетала. Он излучал необыкновенное притяжение, и ей приходилось сдерживаться.

– Это были тяжелые дни, Мари, – начал он. – Я боялся, что потерял тебя навсегда.

Разве он когда-то обладал ею? Она обернулась, и сердце остановилось, когда она заглянула в его тоскующие глаза.

– Прости меня, Пауль, я испугалась и убежала. Это его преподобие рассказал, куда я спряталась?

Пауль улыбнулся своей мальчишеской непосредственной улыбкой. Да, Лейтвин под большим секретом рассказал семье, что Мари поселилась у него. Тем не менее на следующий вечер Пауль исходил полгорода и всерьез стал опасаться, что Мари покинула Аугсбург.

– Что бы ты тогда предпринял?

Он замотал головой, сказав, что, вероятно, бросился бы в Лех.

– Тогда хорошо, что я пришла вовремя, – улыбнулась Мари. – Скажи, это правда, о чем говорила Китти?..

Теперь, когда беседа стала более непринужденной, Пауль подошел ближе. Если бы он знал, как он притягивал к себе. Но, возможно, и он был под властью этой магии, которая неумолимо влекла их друг к другу.

– Китти много чего говорит, – усмехнулся он. – Что ты имеешь в виду?

Мари опасалась сказать что-то глупое или нетактичное, но ей нужно было знать.

– Что твой отец изменил свое мнение…

– Это правда, Мари. Он даже попросил меня сделать тебе предложение. Так он надеется вымолить прощение.

– Прощение… – тихо повторила Мари и отступила на шаг.

Наступил тот самый момент. Она должна быть честной с ним и с самой собой. Никакой лжи, любовь на лжи не построишь.

– Пауль, мне бесконечно жаль. Но я не могу ему простить. Как бы сильно я тебя ни любила.

Больше его ничто не держало, он схватил ее за плечи и прижал к себе. Что она говорит? Он последний, кто потребовал бы от нее подобное, и прекрасно понимал ее гнев, он и сам был зол и стыдился признаний отца.

– Он обманом лишил тебя собственности. Твой отец владел половиной фабрики, он обманным путем…

– Ах, эта фабрика! – воскликнула Мари и высвободилась из его объятий. – Дурацкая фабрика и ваши идиотские деньги – все это мне безразлично. Моя мать не умерла бы, если бы он не отнял у нее все. Я никогда не прощу ему этого, я буду ненавидеть его до самой смерти!

Пауль опустил руки, на лице читалось такое отчаяние, что у Мари защемило сердце. Обязательно ли быть такой жестокой? Так наказывать его, Пауля, за деяния отца?

– Я не требую, чтобы ты простила его, Мари, – тихо произнес Пауль. – Я боюсь только, что тень прошлого омрачит нашу любовь. Мы не должны этого допустить.

– Что нам делать? Я должна выйти за тебя, потому что так захотел твой отец?

– Нет! – закричал Пауль. – Совершенно не важно, что там захотел мой отец, потому что я женился бы на тебе вопреки его воле. Но теперь я даже не смею