Зама поставил одну кружку перед Хендриком и сказал:

– Мы вместе наломали в этом месяце немало камня, а, шакал?

– А в следующем наломаем еще больше, верно, бабуин?

Оба расхохотались, подняли кружки и выпили до дна.

Зама стал первым зулусом, принятым в братство «буйволов»; преодоление племенных преград дается так же трудно, как переход через горы.

* * *

Прошло три месяца, прежде чем Хендрик снова увидел брата. К тому времени он распространил свое влияние на весь поселок черных рабочих «СРК». Зама стал его первым помощником, и в состав братства «буйволов» входили теперь люди из разных племен: зулусы, шангаане, матабеле. Единственным критерием отбора служило вот что: это были надежные люди, еще лучше, если они обладали влиянием на часть восьми тысяч черных шахтеров и были назначены администрацией шахты на более высокие посты – клерков, надсмотрщиков или полицейских компании.

Кое-кто из тех, к кому обращалось братство, отказывался в него вступать. Одним из таких стал старший надсмотрщик-зулус, прослуживший в компании свыше тридцати лет и ошибочно поставивший долг перед компанией выше долга перед племенем. На следующий день после отказа он упал в один из желобов для руды на шестнадцатом уровне. Его тело было раздавлено тоннами раздробленной руды, насыпанной сверху. И свидетелей этого несчастного случая как будто не оказалось.

Одного из индун полицейской службы компании, также противившегося уговорам братства, закололи в сторожевой будке у главных ворот компании; другой сгорел в кухне. Три «буйвола», ставшие свидетелями последнего несчастного случая, утверждали, что смерть была вызвана неловкостью и невнимательностью жертвы. Больше отказов не было.

Когда наконец от Мозеса явился посыльный, позволивший опознать себя с помощью тайного знака – рукопожатия, он принес приглашение на встречу. Хендрику удалось беспрепятственно покинуть территорию шахты.

Согласно правительственному указу черные шахтеры не имели права выходить за пределы изгороди из колючей проволоки, окружавшей территорию каждой шахты. Министерство шахт и отцы города Йоханнесбурга считали, что позволить десяткам тысяч одиноких черных мужчин свободно бродить по золотым полям значит напрашиваться на катастрофу. Показательный урок им преподали китайцы. В 1904 году в Южную Африку привезли почти пятьдесят тысяч китайских кули, чтобы восполнить хронический недостаток чернорабочих на золотых шахтах. Однако китайцы были слишком умны и безжалостны, чтобы согласиться жить в закрытых поселках и заниматься только черной работой, к тому же они были хорошо организованы в тайные общества. Результатом стала страшная волна беззакония, обрушившаяся на золотые поля: изнасилования, грабежи, азартные игры, торговля наркотиками, – поэтому в 1908 году ценой огромных затрат китайцев собрали и отправили домой. Правительство было намерено избежать повторения этого ужаса и создало систему строго закрытых поселков.

Однако Хендрик прошел через главные ворота шахты «СРК», как невидимка. При свете звезд он пересек открытый вельд, отыскал заросшую дорогу и дошел по ней до старого заброшенного копра. Здесь, за проржавевшим старым железным бараком, стоял черный «форд-седан». Когда Хендрик осторожно приблизился, включились фары, осветив Хендрика, и он застыл.

Фары выключили, и из темноты послышался голос Мозеса:

– Я вижу тебя, брат мой.

Они порывисто обнялись, и Хендрик рассмеялся.

– Ха! Ты теперь водишь машину, как белый.

– Машина принадлежит Бомву.

Мозес впустил его, и Хендрик с удовольствием откинулся на кожаную спинку сиденья.

– Так гораздо лучше, чем идти пешком.

– А теперь расскажи мне, брат мой Хендрик, что происходит на «СКР».

Мозес внимательно, без комментариев слушал, пока Хендрик не закончил свой долгий отчет. Тогда он кивнул.

– Ты понял мои желания. Все точно как я хотел. Братство должно включать людей всех племен, не только овамбо. Мы должны дотянуться до каждого племени, до каждой шахты, до каждого угла золотых полей.

– Ты говорил все это раньше, – проворчал Хендрик, – но никогда не объяснял зачем, брат. Я тебе верю, но люди, которых ты велел мне собрать, мои импи, они смотрят на меня и задают один вопрос. Они спрашивают меня зачем. Какова тут выгода? Что для нас в этом братстве?

– Что ты им отвечаешь, мой брат?

– Я говорю им: терпение, – нахмурился Хендрик. – Я не знаю ответа, но когда говорю так, стараюсь выглядеть мудрым. А если они пристают ко мне, как дети, – что ж, я бью их, как детей. – Мозес радостно рассмеялся, но Хендрик покачал головой. – Не смейся, брат, я не могу и дальше бить их.

Мозес хлопнул его по плечу.

– Тебе и не придется. Но скажи, Хендрик, чего тебе больше всего не хватало в эти месяцы, что ты работаешь на «СРК»?

Хендрик ответил:

– Женщины подо мной.

– Это ты получишь до исхода ночи. А еще, брат мой?

– Огня доброй выпивки в животе – не того слабого пойла, которое продают в пивных компании.

– Брат мой, – с серьезным видом сказал Мозес, – ты сам ответил на свой вопрос. Именно это твои люди будут получать от братства. Эти куски мы бросим своим охотничьим псам: женщин, выпивку и, конечно, деньги, но те из нас, кто стоит во главе братства, получат больше, гораздо больше.

И он включил двигатель «форда».

Золотоносные жилы Витватерсранда образуют дугу длиной в сто километров. Самые старые шахты, вроде «Восточного Даггафонтейна», расположены в восточной ее части, где впервые было обнаружено золото; более новые – в западной части дуги, где жила резко уходит в глубину; но такие шахты, как «Бливорутзихт», невероятно богаты. Все шахты расположены на этом знаменитом полумесяце и окружены городами, которые выросли и развились благодаря золоту.

Мозес вел черный «форд» на юг, в сторону от шахт, улиц, построек белого человека; дорога, по которой они ехали, быстро сузилась и ухудшилась, ее поверхность была покрыта колеями, ямами и оставшимися после недавнего дождя лужами. Она перестала быть прямой и начала петлять, превратившись в паутину троп и линий.

Огни городских улиц остались позади, но появилось другое освещение: свет сотен древесных костров. Их оранжевое сияние затмевали облака плывущего от них дыма. Костры горели перед лачугами из толя и старого рифленого железа; хижины стояли так тесно, что между ними оставались только узкие проходы, и в этих лачугах постоянно ощущалось присутствие множества людей, как будто здесь, в открытом вельде, расположилась невидимая армия.

– Где мы? – спросил Хендрик.

– В городе, который не признает ни один человек, в городе, которого не существует.

«Форд» подпрыгивал и кренился на неровной дороге между лачугами. Хендрик мельком видел темные силуэты хижин, а фары освещали небольшие сцены: черные ребятишки забрасывают камнями бродячего пса; у дороги лежит человек, пьяный или мертвый; женщина, присев за углом железной стены, мочится на землю; двое мужчин схватились в безмолвной смертельной стычке; семья перед костром ест из жестянок, едоки испуганно смотрят огромными глазами на огни фар; другие темные фигуры торопливо прячутся в тени, – их были сотни, и чувствовалось присутствие еще тысяч.