Теперь он был гораздо богаче, чем в те, прежние времена, стоял на своих собственных ногах; и то определенное положение в свете, в котором он так прочно укоренился, сводило на нет все провинциальные предрассудки. Он стал знаменит, стал даже sanguine clarus[234], если судить по речи, что держал достойный мэр города Сент-Лансеса.

Ha следующее утро друзья и соперники позавтракали вдвоем. Ни слова не было сказано с обеих сторон на тему, которую они прошлым вечером обсудили так всесторонне и многоречиво. Огромную часть времени Стефан был поглощен желанием, чтобы ничто не задержало его в городе еще на день.

– Я не намерен покидать Сент-Лансес до завтра, как вы знаете, – сказал он Найту. – Чем вы собираетесь заняться сегодня?

– У меня до десяти назначена встреча, – сказал Найт осторожно, – и после этого я обязан нанести два-три визита.

– Я рассчитываю на вас этим вечером, – сказал Стефан.

– Да, конечно. Вы можете также прийти ко мне, и мы пообедаем вместе, это при условии, что нам удастся встретиться. Этим вечером я могу не ночевать в Лондоне; по правде говоря, я пока что совершенно не спланировал свои передвижения. В любом случае, первое, что я собираюсь сделать, – отослать свой багаж отсюда сегодня же в гостиницу Бедэ. До свидания на сегодня. Вы же знаете, я напишу, сможем ли мы встретиться.

На часах было без четверти девять. Как только Найт ушел, Стефан почувствовал еще большее нетерпение при мысли о том, что новый день будет для него тянуться бесконечно до тех пор, пока он не навестит то место на земле, где, быть может, к нему по-прежнему питают нежные чувства. Он неожиданно допустил в уме мысль о том, что встречу, которая у него была назначена в городе, можно отменить без особого ущерба.

Едва он это осознал, он начал действовать. Взглянув на часы, он обнаружил, что осталось сорок минут до того, как десятичасовой поезд тронется с перрона в Паддингтоне, что давало ему лишние четверть часа до того, как необходимо было выезжать на вокзал.

Торопливо нацарапав записку или две – одну, что отменяла деловую встречу, другую для Найта, где он извинялся за то, что не сможет увидеться с ним этим вечером, – уплатив по счетам и оставив свой тяжелый багаж следовать за ним грузовым поездом, он запрыгнул в кеб и с грохотом покатил на станцию Большой Западной железной дороги.

Вскоре после этого он занял место в вагоне поезда.

Кондуктор помедлил свистеть в свисток, позволив влететь в купе, что соседствовало с купе Смита, мужчине, которого Стефан успел увидеть лишь мельком, когда он пробежал по платформе что есть духу и запрыгнул в вагон в последний момент.

Смит в своем купе откинулся на сиденье, успокаивая свое замешательство. Мужчина походил на Найта, на удивление походил на него. Возможно ли, чтобы это был он? Для того чтобы успеть на этот поезд, он должен был долететь на экипаже, как ветер, до гостиницы Бедэ, а затем примчаться сюда, снова несясь через весь Лондон без отдыха. Нет, это не мог быть он; это не его способ делать дела.

В течение первой части путешествия мысли Стефана Смита метались в его мозгу, пока не довели его до изнеможения. Оставался один вопрос касательно его будущих действий. Он приедет на день раньше, чем говорилось в письме, что он послал родителям, где он условился о том, что они с ним встретятся в Плимуте, – план, который обрадовал достойную чету свыше всяких границ. И вот эту назначенную встречу теперь отменяло его преждевременное прибытие. На сей раз он прямиком отправится в Касл-Ботерель, побродит в хорошо известных ему окрестностях весь вечер и следующее утро, расспрашивая, и вернется в Плимут да встретится с родителями, как было условлено, – затея, которая оставит в силе столь желанную для них встречу, а также успокоит и его собственное нетерпение.

В Чиппенхеме была небольшая остановка и отцепление и прицепление некоторых вагонов.

Стефан выглянул наружу. В тот же миг другой мужчина высунул голову из окна соседнего купе. Оба посмотрели в глаза друг другу.

Найт и Стефан смотрели друг на друга.

– Вы здесь! – воскликнул молодой человек.

– Да. Кажется, что и вы тоже, – сказал Найт сухо.

– Да.

Эгоизм любви и лютая ревность ясно читались на лицах обоих. Каждый из двоих мужчин смотрел на своего друга так, как он никогда не смотрел на него раньше. Каждый был ОБЕСПОКОЕН присутствием другого.

– Мне казалось, вы говорили, что выедете не раньше завтрашнего утра, – заметил Найт.

– Я говорил. А запоздалой мыслью стало поехать сегодня. Стало быть, это путешествие и было вашей деловой встречей?

– Нет, оно ею не было. Это была запоздалая мысль, что возникла у меня, так же как и у вас. Я оставил записку, чтобы все объяснить, и разъяснение, почему я не могу увидеться с вами эти вечером, как мы договаривались.

– Я сделал для вас то же самое.

– Вы выглядите неважно, утром вы так не выглядели.

– У меня головная боль. А вы сегодня бледнее, чем были вчера.

– Я тоже страдаю от головной боли. Мне думается, мы здесь простоим несколько минут.

Они прогуливались туда-сюда по платформе, каждый из них все больше и больше смущенно беспокоился, чувствуя неловкость из-за присутствия своего друга. Они дошли до конца пешеходной части и там замерли в явной рассеянности. Отсутствующий взгляд Стефана остановился на движениях грузчиков, которые перемещали темный, странного вида грузовой вагон позади поезда, чтобы перевести на запасные пути другой вагон, что находился между темным вагоном и той частью поезда, что была ближе к его переду. Эти манипуляции были закончены, и двое друзей вернулись к своему вагону.

– Хотите пересесть ко мне? – спросил Найт не очень-то дружелюбным тоном.