— Вот бля! — сердито сказал Айсул, уставясь на экран. — Это же толком и не планета!

Волны набегали с ревом, как слепое упрямство, упакованное и принявшее жидкую форму, накатывали нескончаемо-медленно на рваную кромку массивных приземистых скал. Каждый из длинных, низких пенистых валов, тяжело вздымаясь, обрушивался вниз, словно до ужаса неумелый акробат, налетал и падал, исполненный надежды и безнадежности сразу, взрывался струями и пеной, растекался среди потрескавшейся породы.

Вода откатывалась после каждого приступа, грохоча галькой, камнями, булыжниками между массивными гранитными пирамидами, слезала с камня наподобие кожи и обрушивалась вновь. Этот каменный рокот говорил о медленном расширении успеха: волны — океан — отвоевывали у земли клочок за клочком, разрушая и унося ее, используя камень против камня, перемалывая, дробя, расщепляя его, истирая век за веком, тысячелетие за тысячелетием в каком-то упрямом исступлении.

Некоторое время он наблюдал за волнами, восхищаясь их титаническим безумным напором, против воли впечатляясь непоколебимой настойчивостью шумного прибоя. Соленые брызги попадали ему в волосы, глаза, нос и легкие. Он дышал полной грудью, чувствуя себя частью всего этого, сознавая свое единство с этим бешеным, непрестанным буйством стихии.

Покрытая рябью поверхность моря осветилась золотистым светом — луч невысоко стоящего солнца медленно пробил нагромождение туч на западе. Дымчатые слои за далекими пиками и макушками гор терялись за длинной, подернутой туманом кривой линией северного побережья.

Морские птицы парили над волнами, ныряли, уносились прочь с тонкими рыбьими телами в когтях, похожими на влажные ломтики радуги.

Поначалу он, выйдя из газолета, чувствовал себя странновато. Так оно всегда и происходило, но на этот раз все казалось по-другому, потому что ощущения были интенсивнее. Это была инопланетная родина, место знакомое и в то же время совершенно особое — ближе к тому, что должно быть домом, дальше от того, что было. На этот раз они были в одиннадцати тысячах световых лет от Юлюбиса, хотя, чтобы попасть сюда, прошли большее расстояние, чем в прошлый раз. И всего двенадцать дней пути.

Когда он открыл люк газолета и встал, ноги его подогнулись, он качнулся, и ему пришлось ухватиться за Айсула. Он закашлялся, и его чуть не вырвало; он чувствовал себя тонким как тростинка, слабым, выпотрошенным и, вернувшись к обычному человеческому состоянию, дрожал от этого ощущения странной ультранаготы — покрытый слизью, влажный и голый, как новорожденный, и даже убирающиеся назад щупальца — трубки с дыхательной смесью и противоударным гелем, — похожие на пуповину, дополняли картину рождения. Он чувствовал себя одновременно и полегчавшим и потяжелевшим, кровь его бурлила, кости стонали.

Прошло немного времени, и нагота (нагота в обычной одежде, без газолета) снова показалась нормальным состоянием. Правда, иногда его пробирала дрожь. Раскройщик на «Велпине» поработал на славу, изготовляя человеческую одежду, но результат вызывал у него странноватое ощущение — что-то скользкое и холодное.

Они находились на Мавируэло — планете, на девяносто процентов похожей на Землю и находящейся на окраинах галактики, хотя и ближе к ее центру, чем Юлюбис. На планете, заселенной водными жителями — сцеври.

На кремниевых планетах в галактике большей частью возникли водные миры. Кремния на этих планетах вы, правда, никогда не увидели бы, потому что он находился в металло-кремниевом ядре размером с Землю, в оболочке из спрессованного льда толщиной пять тысяч километров, омываемой толщей океанической воды в сотню километров. Такие планеты встречались в галактике довольно часто, числом уступая разве что почти вездесущим газовым гигантам, и дали Меркатории три из ее восьми главных видов: сцеври, ифрагиль и кускунде.

Мавируэло не была классическим водным миром, она даже не была покрыта водой в такой степени, как Земля, но сцеври колонизировали ее еще до того, как местная (морская, наземная или воздушная) фауна развилась настолько, чтобы объявить планету своей собственностью. Мавируэло стала, таким образом, одним из удаленных миров сцеври, пограничным постом их полуимперии, входившей во всеобъемлющее сообщество Меркатории.

Сцеври не отвечали привычному образу обитателей водного мира. Они были китопарусниками, похожими на морских млекопитающих, но спинной хребет у них был усеян шипами и напоминал спинакер: ставя его по ветру, они могли двигаться по воде, подобно парусному судну.

Айсул в своем э-костюме, распугивая птиц, появился из моря, как рубка подлодки. Он плыл в бурлящих волнах, то появляясь над водой, то снова погружаясь, плыл к невысокому утесу, на котором стоял Фассин. Тот вспомнил вдруг, как они с Салуусом Кегаром смотрели на Хазеренс, лавирующую в своем э-костюме среди искусственных бурунов, разбросанных вокруг дома на водном столбе.

— Фассин! — прогремел Айсул, который теперь парил, жужжа, в десяти метрах над ним; вода ручьями лилась с э-костюма. — Ну что, пока ничего?

— Ничего.

Айсул держал сетчатую корзинку, наполненную чем-то блестящим, трепещущим, извивающимся.

— Посмотрите, что я поймал! — Он поднес корзинку к своей передней мантии, чтобы разглядеть получше. — Пожалуй, возьму это на корабль.

Разбрызгивая воду и маленькие ракушки, Айсул направился в глубь берега, где в двух сотнях метрах от моря стоял посадочный модуль, — на уступе, поросшем низким кустарником, что покрывал бахромой неровные ряды утесов, пиков и гор вдали. Посадочный модуль длиной в пятьдесят футов был носовой частью «Велпина», оставшегося на орбите с Кверсером-и-Джанатом.

Фассин проводил насельника взглядом и снова повернулся к океану. Он прибыл сюда, чтобы встретиться со сцеври, видевшим насельника Лейсикрофа, который двенадцать лет назад, если верить тому, что им сообщили, находился здесь.

Они не видели пока ни одного сцеври. «Велпин» был остановлен планетарной инспекцией по контролю за орбитальным движением и взят на прицел несколькими военными подразделениями, поэтому путешественникам пришлось частично раскрыть цель их визита на планету.

— Ищем одного психа-насельника по имени Лейсикроф, — так дословно выразились Кверсер-и-Джанат.

Им было приказано перейти на орбиту и оставаться там. Они постоянно находились под прицелом, поскольку корабль показался подозрительным: судя по его виду, он мог перемещаться по червоточинам, но прибыл не через местный портал.

— Сцеври, — сказали Кверсер-и-Джанат Фассину и Айсулу. — Подозрительные.

— Параноики.

Три дня они провели, глядя, как вращается под ними планета. Айсул бормотал что-то насчет штормов, которые казались здесь плосковатыми и скучными, а Фассин не уставал восхищаться большими городскими строениями в форме снежинок, разбросанными повсюду на суше и на море, тогда как истиннодвойня проводила время за описью корабельного оборудования, назначение которого они забыли, и играли в шумную игру под названием «угадай картинку». В ответ на вопрос планетарного контроля, откуда прибыл корабль, они назвали Нхуасте, крупнейший из четырех газовых гигантов системы, после чего поступил сигнал: ученый по имени Аумапил из Аумапила имел честь принимать у себя ученого насельника Лейсикрофа и будет счастлив оказать такое же гостеприимство новоприбывшим.