другие принадлежащие мне вещи. Я писал к … с просьбой переслать все мои вещи оттуда к вам. Я написал также Л[онгдиллу], чтобы с 3 августа отказаться от тамошней квартиры.

Когда все мое имущество окажется у Вас, я хотел бы, чтобы Вы подыскали квартиру для меня, Мэри, Вильяма и котенка, который сейчас отдан en pension325. Пусть это будет дом без мебели, по возможности с хорошим садом, поближе к Виндзорскому лесу; арендовать его надо на четырнадцать лет или на двадцать один год. Дом не должен быть слишком тесным. Мне хочется, чтобы все как можно больше напоминало Бишопгейт; думаю, что нечто подобное можно найти на Саннинг-хилл, Уинкфилд-плейн или около Вирджиния-уотер.

Домов сейчас много, и они чрезвычайно дешевы; но я в этом деле всецело полагаюсь на Вас.

Разумеется, Вы напишете о том, что Вами сделано, и я немедленно переведу деньги на все расходы, какие Вы почтете необходимыми. Но может быть, Вы продадите из бишопгейтской мебели то, что не надобно – например, эти ужасные портьеры и т. д.

Пожалуйста, напишите Л[онгдиллу], что я уполномочил Вас 3 августа вместе со слугами леди Л[амли] пересчитать по описи вещи, если им угодно, и сделать все, что понадобится. Я удовольствовался бы домом в Бишопгейте, хоть он и дорог, если б леди Л.326 согласилась подождать с оплатой до получения мной наследства. Это я говорю для того, чтобы Вы могли сделать ей такое предложение, если увидите возможность этого.

Я намерен вернуться в Англию и навсегда поселиться в этой отличной стране. Весьма вероятно, что мы вернемся будущей весной – быть может, и раньше, быть может, позже, но вернемся непременно.

Рассказ о причинах и следствиях моего путешествия я приберегаю на будущее, до какой-нибудь зимней прогулки или летней экскурсии. Одно несомненно: прежде чем мы вернемся, мы повидаем, услышим и переживем много такого, о чем будем рассказывать и что сделает нас несколько более достойными людской дружбы, нежели перед отъездом.

Мы предполагаем327, если удастся, спуститься по Дунаю водным путем, посетить Константинополь и Афины, потом Рим и города Тосканы и вернуться через южную Францию, все время по большим рекам – Дунаю, По, Роне, Гаронне; реки – это не то, что дороги, творения человеческих рук; подобно нашему духу, их свободный путь ведет по непроходимым пустыням и мимо прекраснейших уголков, не доступных иначе. Имеют они и более низменное преимущество – путешествовать по ним дешевле.

План путешествия на Восток только сейчас завладел нашим воображением. Боюсь, что когда дойдет до практических подробностей, он окажется неосуществимым, подобно всем другим дерзким и прекрасным мечтам; но мы, во всяком случае, напишем Вам, где бы мы ни оказались и какие бы приключения ни готовила нам судьба.

Взамен сообщите мне все английские новости. Что с моей поэмой?328 Надеюсь, что она нашла приют в лоне своей матери, Забвения, из которого только я мог так безжалостно ее извлечь.

Пишите о политической обстановке в Англии, о литературе – говоря о ней, я имею в мыслях Кольриджа, – а также о себе, о Ваших делах и Ваших исторических трудах.

Я успел написать это, когда пришло Ваше письмо к Мэри, помеченное 8-м числом. То, что Вы пишете о Бишопгейте, разумеется, меняет часть моего письма, где о нем говорится. Признаюсь, я не без грусти узнал о предстоящем разорении329; но, может быть, для меня даже лучше, что столь дорогое обиталище теперь для нас недоступно.

Вам придется приютить моих бездомных пенатов, посвятить им какой-нибудь новый храм и в моем отсутствии исполнять обязанности жреца. Это невинные божества, и их культ не требует кровавых или нелепых жертв.

Предоставим как Маммону, так и Иегову тем, кто наслаждается злом и рабством, – их алтари запятнаны кровью или осквернены золотом, этой ценою крови. А алтари пенатов – это дрова, пылающие в очаге, или окна, оплетенные вьющимися растениями; вместо гимнов там слышится мурлыканье котят и пение чайника, долгие беседы о прошлом и об умерших, детский смех, теплый летний ветерок, залетающий в мирный дом, и злая зимняя вьюга, которая тщетно хочет туда ворваться. Кстати, о пенатах: разве не похож я на Юлия Цезаря, посвящающего храм Свободе?

Как я сказал в начале этого письма, в выборе дома я целиком полагаюсь на Вас. Я предпочитаю Виндзорский лес из-за рощ и парков и обитающих там животных. Но я неравнодушен также и к красотам Темзы, и любая подходящая местность, о которой Вы напишете, может заставить нас позабыть полюбившийся нам Бишопгейт.

В пользу Темзы говорит и то обстоятельство, что вблизи нее поселились Вы. Но не забудьте, что мы ищем жилище постоянное, на всю жизнь, а потому внутренность его имеет для нас большее значение, нежели окружающий пейзаж; каков бы он ни был в начале, он вскоре примет ту окраску, какую ему придадут наши привычки.

Я рад, что обстоятельства не позволяют мне выбирать самому. Я подчинюсь Вашему выбору, как люди подчиняются неизбежности своего рождения.

Лорд Байрон – чрезвычайно интересный человек; как жаль поэтому, что он – раб самых низких и грубых предрассудков, да к тому же шальной, как ветер.

П. Б. Ш.

Лорду Байрону

Шамони, отель «Лондон»,

22 июля 1816

Дорогой лорд Байрон!

Мы только что прибыли в Шамони – вечером следующего дня после нашего отъезда. Мне представляется случай послать Вам письмо. Не стану пытаться описывать места, по которым мы проехали. Я надеюсь вскоре прочесть в поэтических строках о чувствах, которые они вызовут у Вас. Долина Арвы (она в сущности является продолжением долины Шамони) становится чем дальше, тем прекраснее и, наконец, в местечке Серво, там, где Монблан и соседние с ним горы замыкают долину с одной стороны, превосходит и затмевает все, что я доныне видел или воображал.

Дело не только в том, что горы эти громадны по размерам, а леса необозримы; в самих их очертаниях и красках есть величие, которое производило бы впечатление даже и при меньших масштабах. Я пишу в надежде – позволите ли Вы ее высказать? – что мы увидим Вас здесь до нашего отъезда. Едва вступив в эту восхитительную долину, мы решили остаться здесь на несколько дней. Когда мы подъезжали, обрушилась лавина. Мы слышали грохот ее падения, а спустя несколько мгновений стал виден клубящийся след ее пути; поток, вытесненный ею из русла, затопил всю лощину, в которой протекал. Я хотел бы, чтобы чудеса и красоты этих «дворцов Природы»330 побудили Вас посетить их, пока