Он подмигнул мне.

Я закурил. Баритон на кухне по-прежнему заливался под шипение ветчины.

– Черт, вы небось не контрабандист, – спохватился хозяин.

– Чего нет, того нет. Я покупаю золотых рыбок.

– Ясно, – буркнул он кисло.

Я разлил бренди по стаканам.

– Плачу за эту – и с собой возьму парочку.

Хозяин просиял:

– Как, вы сказали, ваше имя?

– Марлоу. Зря вы решили, что я шучу насчет рыбок.

– Да ну, на рыбках не заработаешь!

Я показал на рукав своего пиджака:

– Сами сказали, материя хорошая. Если подойди к делу с умом и все время продавать новые виды, можно сколотить капитал. Слыхал я, у вас тут живет старик, у которого настоящая коллекция. Говорят, некоторые виды он сам вывел.

Дородная усатая матрона ногой распахнула дверь и проорала:

– Яичница с ветчиной!

Коротышка юркнул в кухню и вернулся с моим ланчем. Я приступил к трапезе. Он задумчиво смотрел на меня. Наконец хлопнул ладонью по тощей икре и воскликнул:

– Старик Уоллес, вот кто вам нужен! Вот только мы с ним не очень ладим. Ведет себя не по-соседски.

Повернувшись на стуле, он показал рукой сквозь грязную занавеску на холм. На вершине, сияя в лучах солнца, стоял желто-белый домик.

– Вон там он и живет. У него их пруд пруди. Золотые рыбки? Чего только не придумают!

Но я уже потерял интерес к говоруну, заплатил за ланч и три кварты бренди – по доллару кварта, – пожал хозяину руку и сел в машину.

Спешить не имело смысла. Раш Маддер оклемается и отопрет свою девицу, но о Вестпорте они не знают. Закат не упоминал при них название городка. Проведай они о Вестпорте, сразу бы рванули сюда, не тратя времени в Олимпии, а если парочка подслушивала под дверью, они знали бы, что я не один, и, ворвавшись в номер, вели бы себя иначе.

Я подъехал к дамбе и осмотрелся. Здесь на каждом шагу попадались прилавки с рыбой, дешевые забегаловки для моряков, бильярдные, игральные автоматы и бордели. Рыба, приготовленная для приманки, выпрыгивала из огромных деревянных кадок, стоявших в воде. Хватало и слоняющихся бездельников, весьма задиристых на вид. Только блюстителей закона я не заметил.

Насмотревшись, я поехал к дому на вершине холма. Дом стоял на отшибе. Аккуратные клумбы, подстриженный газон, живописные валуны. Женщина в коричневом с белым ситцевом платье опрыскивала тлю из пульверизатора.

Я дал моему железному коню немного остыть, вышел из машины и снял шляпу:

– Здесь живет мистер Уоллес?

Она обратила ко мне красивое строгое лицо и кивнула.

– Хотите его увидеть? – Голос был таким же строгим и спокойным. Хороший выговор.

Меньше всего она походила на жену грабителя поездов.

Я назвался и сказал, что слышал в городе про коллекцию рыбок.

Женщина отложила шланг и вошла в дом. Жужжали пчелы, большие мохнатые пчелы, которым не страшен холодный морской бриз. На песчаную отмель с неземным шелестом накатывались волны. Блеклое северное солнце светило, но не грело.

Женщина вышла, оставив открытой дверь.

– Он на втором этаже. Вверх по лестнице.

Пройдя мимо плетеных кресел, я вошел в дом человека, который украл жемчужины Линдера.

По всему периметру большой комнаты стояли аквариумы. Два ряда на укрепленных полках, большие прямоугольные, в металлических рамах, некоторые с подсветкой изнутри, некоторые снизу. Травы покачивались в призрачном зеленоватом свете за стеклом, заросшем водорослями. Между травами скользили рыбки всех цветов радуги.

Тут были вытянутые экземпляры, похожие на золотистые стрелы, японские вуалехвосты с фантастическими развевающимися хвостами, неоновые рыбки, прозрачные, как цветное стекло, крошечные гуппи длиной в полдюйма и громадные китайские телескопы с выпученными глазами, жабьими мордами и зачаточными плавниками, которые шевелились в зеленоватой воде, словно ноги толстяка, семенящего на обед.

Свет проникал в комнату сквозь большое окно в крыше. Под окном у пустого деревянного стола стоял высокий сухопарый старик, сжимая в левой руке трепыхающуюся алую рыбку, а в правой – безопасную бритву с обмотанной липкой лентой рукояткой.

Он взглянул на меня из-под широких седых бровей. Глаза у него были бесцветные, сосредоточенные, непроницаемые. Я подошел и встал рядом:

– Грибок?

Он неторопливо кивнул:

– Белый грибок. – Он положил рыбку на стол и аккуратно расправил спинной плавник. На расщепленных концах белел какой-то налет. – Белый грибок не так уж страшен. Сейчас подрежу край, и будет как новенькая. Чем обязан, мистер?

Я пожевал сигарету и улыбнулся:

– Совсем как люди. Я про рыб. И с ними случаются всякие гнусности.

Он прижал плавник к столу и отрезал расщепленную часть. Рыбка затихла.

– Некоторых можно вылечить, некоторых – нет. Нельзя, например, излечить болезнь плавательного пузыря. – Старик поднял глаза. – Не думайте, им не больно. Рыбок можно замучить до смерти, но сделать им больно, как человеку, нельзя.

Он положил бритву на стол, смочил тампон в розоватой жидкости и приложил к поврежденному месту. Затем смазал его белой мазью из горшочка и выпустил рыбку в маленький аквариум в углу. Пациентка тут же расправила плавники и довольно заскользила в воде.

Сухопарый старик вытер руки, присел на край скамьи и уставился на меня пустыми мертвыми глазами. Давным-давно, в молодости, он был очень хорош собой.

– Интересуетесь рыбками? – В его голосе мне слышался тихий гомон тюремных камер и двориков для прогулок.

Я покачал головой:

– Не особенно. Рыбки – предлог. Долго же я до вас добирался, мистер Сайп.

Он облизал губы, посмотрел мне в глаза и промолвил тихим усталым голосом:

– Я Уоллес, мистер.

Я выпустил колечко дыма и продел в него палец:

– Для меня вы Сайп.

Старик наклонился вперед и сжал руки между костлявых колен – большие натруженные руки, привыкшие к грубой работе. Затем поднял голову и холодно посмотрел на меня из-под мохнатых бровей. Только голос не утратил мягкости:

– Давненько сюда легавые не заглядывали. Что у вас на уме?

– Угадайте.

– Слушай, легавый, у меня хороший дом в тихом месте. Все давно обо мне забыли. Я никому ничего не должен. Я получил помилование из самого Белого дома. Вожусь с рыбками, успел полюбить это дело. Я сполна за все заплатил. У жены есть деньги, нам хватает. Я хочу только, чтобы меня оставили в покое. – Он остановился и крутнул головой. – Больше вы меня не проведете.