— Что происходит? Что с моим сыном? Отвечайте! — на трибуне кричал благородный.

— Дуэль идёт. Не смейте ей мешать, — отрезал Кузаун, не отводя взгляда от Касуя, всё так же шаркающего в мою сторону.

— Что? — благородный вскочил со стула. — Что только что произошло? Что стало с моим сыном?

— Мне не ведомо, кто ваш хранитель. Но мне известны все контракты обучения. Великий Армахтон сказал мне, что контракт с вашим сыном был разорван. Вы прекрасно понимаете, что это означает.

— Отвечай, госока мукара ратон, что вы с этой шлюхой дракона сделали с моим сыном⁈ Отвечай, госока! Клянусь, я уничтожу всех вас, тварей остроухих, всех ваших учеников, всё вашу ублюдочную академию…

Заяра Миастуского прервал стук посоха о деревянный пол трибун. Архимагистор, до этого старательно парадировавший полуобморочного придурка, теперь внимательно следил за движениями Касуя. Старик заговорил, не спуская взгляд с арены:

— Никто не смеет угрожать нашей великой академии… разрушением.

Архимагистор высоко поднял посох и вновь ударил о деревянный настил трибун. Звук натужного треска эхом промчался по стадиону и даже не успел закончиться — как в огороженной ложе за спинами людей появились защитники академии. Сверкнула сталь. Ни глава дома Миастус, ни его сопровождающие не успели осознать произошедшее. Одномоментно пять голов со звонким ударом ударились об пол. Следом упали обезглавленные тела.

Ученики и прочие маги с благоговейным трепетом наблюдали за происходящим у ложи магистрата, позабыв о моём существовании. Я в этот момент успел опрокинуть нежить и затыкал ту острым основанием посоха. Открыл лог-файл, и сильно призадумался.

Убийство твари дало мне тысячу шестьсот опыта, что крайне нелогично — в двадцать один год Касуй вряд ли мог иметь тридцать второй уровень. Ведь за убийство разумного всегда дают пять процентов его уровня. Скорее всего, у Касуя был шестнадцатый уровень, и я должен был получить восемьсот опыта, но его удвоило превращение в нежить. Это объясняет, почему на материке скверны я получал так много опыта.

Разделавшись с нежитью, я повернулся к ложе магистрата и чуть поклонился, следуя правилам дуэли. Теперь мне следовало молча уйти с арены через открытый проход, и выиграть дуэль — но я быстрым взглядом окинул трибуны. Все собравшиеся ученики, маги и магистрат ожидающе смотрел на меня, кроме одного разумного. Моя паранойя взвизгнула клеймлённой свиньёй и принялась бить в набат во все возможные колокола, когда мы переселись взглядом.

Мне захотелось сплюнуть и выматериться, но я сдержался. Когда я переступил каменный порог, отделявший жёлтый песок от ступенек в подвал — заговорил Кузаун. Он объявил меня победителем дуэли. И сразу же сообщил всем собравшийся, что они выйдут из арены только принеся клятву души: они обязаны молчать о произошедшем, иначе будут убиты невзирая на свой статус.

В подвале стадиона стояли ученики с коробками. Вещи Касуя я получу, когда магистрат проверит их лично: по правилам можно получить только то, что было приобретено в стенах академии. Сейчас же я не без удовольствия надел обратно куртку с подогревом, широкий чёрный пояс и сумку со свитками. И повесил на плечи паранаю небесного цвета с двумя символами. В этот момент мне очень хотелось вздохнуть с облегчением, ведь ещё одна проблема решена — но о каком решении проблем вообще можно говорить после случившегося?

Тогда, на арене, я взглядом пересёкся с Хубаром. Церковник мило улыбнулся и прошептал губами фразу, которую я понял как: «Удачно получилось, не так ли?»

Глава 4

Вчерашняя дуэль на арене, если это вообще можно назвать дуэлью — прошла на тридцать пятый день учебного налима. А уже ближе к ночи, во входной части барака вывесили новое расписание на следующие пять дней, специально для мистера Морщинки. Занятий с матонами больше не значилось, что радовало: меня больше не будут избивать. К тёмному эльфу в лабораторию идти на тридцать седьмой день. Тридцать восьмой обозначен как обычный, с походом к Раскае и занятием у Кузауна. На следующий день меня вызывают в магистрат, притом вызов стоит ожидать в бараке, а сороковой подписан как подготовительный. Есть смутное подозрение, что готовиться мне к отъезду.

Тридцать шестой день назначен днём свободным. Можно было бы проигнорировать всё это и отправиться к Хлар’ану — но внизу листка магистор лично приписал, чтобы я придерживался расписания. И как-то глупо напрашиваться на неприятности в самом конце тяжёлого пути.

Когда Ула разбудила меня привычным стуком в дверь — я уже знал, чем сегодня займусь. Надежда на кое-что хорошее пружиной вытолкнула меня из постели.

— Доброе утро, господин, — девочка низко поклонилась. — Как вам спалось?

— Почему ты спрашиваешь?

— Вы вчера вернулись очень уставшим, после вашей дуэли. Меня сразу отослали, — Ула с тревогой во взгляде смотрела на меня.

— То было вчера, — я заставил себя улыбнуться девочке и поспешил умыться в тазу, как обычно подготовленным невольницей. — Каир ничего не передавал?

— Нет, господин… Ой, то есть, передавал. Ну, спрашивал он, господин, — встав рядом и протягивая полотенец, теперь этот самый полотенец девочка от волнения крепко сжимала. — Он просил вас сразу простить его, и меня. Вот, можно спросить, пожалуйста?

Я молча посмотрел на Улу взглядом разумного, который ничего не понял, но очень заинтересован.

— Каир хотел узнать, как у вас там, на острове, обряд совершеннолетия проходит. Ой, не сам обряд, но что вы выбираете, вот. Братик скоро обряд в церкви пройдёт. Там ведь нужно выбрать разумения и свершения, им обучат церковники.

Интересно. Это всё объясняет, откуда даже крестьянам известны простейшие боевые умения. Правда, мне теперь кажется, что церковь в жизни простого разумного значит куда больше, чем предполагалось раньше.

— Каир хотел узнать, какие ему свершения и разумения выбрать? — девочка в ответ бодро закивала. — «Рывок» уж точно пригодится. Когда обряд будет?

Ула перехватила полотенец, и стала загибать пальцы на правой руке.

— Через три дня. Ой, через четыре, вместе с сегодня. Потом они день будут отдыхать. И уедут. И братик тоже, — девочка тихонько всхлипнула, но тут же повеселела. — Но ничего же, братик ведь вернётся за мной!

— Обязательно, — я приложил полотенец к лицу, вместе с каплями воды стирая с лица выражение лёгкой грусти. — Мы с твоим братом и другими невольниками, скорее всего, поедем вместе. В день обряда и в день отдыха утром закончишь дела, приготовишь мне воду на вечер, и будь свободна. Я умоюсь и в прохладной воде, а ты с братиком оставшееся время проведёшь вместе. Совет о разумениях скажу завтра, надо подумать немного.

— Спасибо большое, господин! — Ула растянула рот в лучезарной улыбке и чуть