На суше управленческие способности британского командования были еще ниже. В августе — ноябре 1799 г. англо-русская экспедиция в Голландию, за которой пристально следили император Павел I и Суворов, была провалена главнокомандующим сухопутными войсками Британии герцогом Фредериком Йоркским. Собранный на скорую руку русский корпус генерала И.И. Германа — тот самый, которого Суворов не дождался в Италии, — был брошен англичанами в бою и разбит, Герман со штабом попали в плен. Французы и их союзники-голландцы во главе с генералом Гийомом Брюном, не имея превосходства в числе, заставили британцев и русских 8 ноября с позором очистить страну. Высшие британские командиры, как правило, игнорировали военное образование, полагая достаточным быть джентльменами. Но как раз герцог Йоркский его имел — он учился военному делу в Пруссии, у Фридриха Великого. То, что его, с вымуштрованными британскими и отличными русскими солдатами, наголову разбил недоучившийся адвокат Брюн, вполне характеризует уровень британского командования тех лет.

Для Суворова общая картина событий летом и осенью 1799 г. была ясна. Франция имела дрянную Директорию в Париже, но воодушевленных революцией солдат и инициативных генералов вдали от столицы. Директория хоть и пыталась ими управлять, но на деле не имела способностей и средств им мешать. Австрийский императорский двор и гофкригсрат, пытавшийся мелочно руководить военными операциями за сотни километров, британский кабинет министров во главе с Питтом-младшим и Адмиралтейство, своей узколобо-корыстной политикой и отсутствием военной мысли надежно обеспечивали армиям и флотам союзников поражение в войне.

На пике своих побед фельдмаршал писал, что вскоре австрийцы потеряют Италию. И действительно, летом 1800 г. Наполеон разгромил их при Маренго и вышвырнул из страны. Суворов предупреждал, что грохот вражеских пушек скоро услышат в Вене. Всего через год Моро разгромил австрийцев в Германии и заключил с ними перемирие в 75 верстах от Вены. Предательская политика Питта, как и предупреждал русский полководец, привела к потере Англией всех ее союзников, завоеваний и влияния на континенте. В довершение справедливой кары, из ее герба Наполеоном были символически вырваны французские лилии, сверкавшие там со времен Плантагенетов.

Но осенью 1799 г. все еще можно было изменить. Союзники были управленчески (проще сказать — умственно и нравственно) слабы. Но и у их противников ситуация с управлением (с головой и совестью) была тяжелой. Революционная парижская Директория прогнила насквозь. Она не столько управляла, сколько воровала, проявляя гораздо больше способностей в грабеже захваченных земель, чем в формировании и обеспечении армий. Из действительно талантливых полководцев крупные силы имел один Массена: превосходный генерал, которого суворовские войска уже бивали минимальными силами. Прекрасный генерал Моро чрезвычайными усилиями, почти без средств, восстанавливал ряды своих разбитых войск в Южной Франции. А Бонапарта завистливая Директория услала в Египет, где его блокировал английский флот.

Из этих троих Суворов в письмах, документах и записанных современниками отзывах решительно выделял Бонапарта, полагая именно его действительно сильным противником. Так полагали и англичане, еще в августе 1799 г. пропустившие судно с Бонапартом на борту во Францию. Для них отъезд Бонапарта означал возможность ослабить французскую армию в Египте. Конечно, логика заставляла захватить судно с Бонапартом и вывести талантливого генерала из войны. Но побуждение затруднить русским и австрийцам войну на суше в Европе было сильнее логики. Бонапарт прибыл в Париж 16 октября и начал готовить захват власти, совершившийся 18 брюмера (9 ноября — 29 октября по использовавшемуся Суворовым Юлианскому календарю). Французы считали Наполеона спасителем Франции от Суворова. Так полагали и Талейран, пламенное письмо коего Бонапарту в Египет я цитировал во Введении, и член Директории Сийес, предложивший генералу возглавить военный переворот в столице. Впоследствии, в 1807 г., генерал Макдональд признал в разговоре с русским послом в Париже, что Суворова французы не смогли бы остановить.

Наполеон однажды заметил, что вернулся в Париж потому, что союзники «разбили генерала Журдана на Дунае, Шерера на Адидже, Моро — на Адде. Цизальпинская республика была уничтожена, Мантуя — осаждена; казаки достигли альпийской границы; Массена с трудом удерживался в горах Швейцарии… С национальной трибуны громко призывали на помощь отечеству главнокомандующего Итальянской армии (т.е. Бонапарта). Варвар, залитый кровью поляков (т.е. Суворов), нагло угрожал французскому народу. Нельзя было терять ни минуты; Наполеон решил отправиться на Родину и спасти ее от ярости иностранцев и собственных сынов (противников революции)». Однако в официальной пропаганде Первого консула и императора французов опасность со стороны Суворова была предана забвению: ужас 1799 г. перед «варваром» мнился ему унизительным для Франции. Это сильно сказалось на последующей историографии.

По версии Е.В. Тарле, Бонапарт прочно держал в руках Египет, когда «произошло внезапное, никем не предвиденное событие. Долгие месяцы отрезанный от всякого сообщения с Европой, Бонапарт из случайно попавшей в его руки газеты узнал потрясающие новости: он узнал, что, пока он завоевывал Египет, Австрия, Англия, Россия и Неаполитанское королевство возобновили войну против Франции, что Суворов появился в Италии, разбил французов, уничтожил Цизальпинскую республику, движется к Альпам, угрожает вторжением во Францию; в самой Франции — разбои, смуты, полное расстройство; Директория ненавистна большинству, слаба и растерянна. “Негодяи! Италия потеряна! Все плоды моих побед потеряны! Мне нужно ехать!” — сказал он, как только прочел газету». — И сразу решил бросить армию в Египте, чтобы отправиться во Францию. На мой взгляд, это публицистическое упрощение реальных мотивов Наполеона.

По более глубокой версии Талейрана, Бонапарт после поражения его наступления на Сирию «был вынужден возвратить армию в Египет, где англичане угрожали ему десантом. Таким образом, он увидел разрушение своих блестящих надежд; даже возможность удержаться в Египте стала более чем сомнительной. Его преследовала ужасная мысль, что он сможет уйти только при помощи капитуляции, которая оставит за ним репутацию простого авантюриста. Превратности, испытанные французами в Италии, заставили его выйти из этой растерянности и дали ему смелость сделать то, на что иначе он никогда бы не дерзнул. Он тайком покидает свою армию, оставив командование Клеберу, и, избегнув английского крейсера, он высаживается во Франции».

Очевидно, что именно победы Суворова заставили Бонапарта сделать решительный шаг к превращению в Наполеона. «Страшное поражение, нанесенное Суворовым французам в Италии при Нови, — пишет Е.В. Тарле, — смерть французского главнокомандующего Жубера в этой битве, отпадение всех итальянских “союзников” Франции, угроза французским границам — все это окончательно отвратило от Директории буржуазные массы города и деревни… в некоторых местах роялисты дошли до такой смелости, что кричали иногда на улице: “Да здравствует Суворов! Долой республику!” Целыми тысячами бродили по стране уклонившиеся от воинской повинности и поэтому принужденные покинуть родные места молодые люди… Даже когда осенью 1799 г. Массена разбил в Швейцарии при Цюрихе русскую армию Корсакова, а другая русская армия (Суворова) была отозвана Павлом, то и эти успехи мало помогли Директории и не восстановили ее престижа».