Манипулируя общественным мнением, южные политики, священнослужители, журналисты прибегали к «образу врага», опираясь на сильную англофобию, которая все еще существовала среди американцев. Многочисленные южные редакторы уверяли своих читателей, что северные аболиционисты — это лишь орудие в руках англичан, агенты огромного британского заговора, цель которого — разрушить мир и спокойствие их прекрасной страны. Они ни перед чем не останавливались в своих домыслах, убеждая публику в том, что английское золото использовалось для возбуждения волнений среди рабов, а освобожденные не так давно вест-индские негры готовят вторжение в Южную Каролину[1406]. «Аболиционизм Севера, — писал ведущий южный журнал, — отрицает святость закона. Он заменяет добродетель кражей, он проституирует кафедру священника призывами к преследованиям, убийствам и войне. Он побуждает к восстаниям и мятежам. Он обожествляет воров и убийц. Он — монстр»[1407]. Поэтому не случайно на Юге аболиционисты преследовались с особой жестокостью[1408].

Особую роль в разжигании ненависти к аболиционистам на Юге играли слухи и сплетни об их намерениях поднять восстания рабов на Юге. Угроза расовой войны была самым страшным кошмаром для южан. Довольно реалистично об этом пишет Р. Хилдрет в романе «Белый раб»: «Шепотом, оглядываясь по сторонам, мне сообщили, что есть точные сведения о широком аболиционистском заговоре. Аболиционисты-де готовятся к ужасающим действиям. Они собираются — да-да, представьте только себе! — они собираются перерезать всех белых в южных штатах, изнасиловать всех белых женщин, нанести удар торговле на Севере, разорить Юг и, наконец, уничтожить объединение штатов»[1409].

Аболиционизм преследовался не только на Юге, но и на Севере. «Изо дня в день аболиционистов изображали как подстрекателей, сеющих в обществе смуту. Газеты, состоявшие на откупе у торговцев, поносили их как безбожников, святотатцев, не признающих воскресного дня, социалистов и анархистов; о них сочиняли самые нелепые небылицы; на них коварно натравливали общественное мнение», — пишет В. Л. Паррингтон[1410]. В 1832 г. судья Тэтчер из бостонского муниципального суда предложил приравнять аболиционистскую деятельность к уголовно наказуемым преступлениям, а в 1835 г. губернатор штата Массачусетс обратился к легислатуре штата с предложением принять закон против аболиционистов. Видные политики, подобно Г. Клею, также резко осуждали радикальных сторонников отмены рабства. В своем выступлении в сенате 7 февраля 1839 г. он заявлял, что среди прочих противников рабовладения имеются «настоящие ультра, которые готовы добиваться своих целей при любых обстоятельствах. Для них ничего не значит право собственности. Единственная идея, владеющая их умами. может привести к тому, что будут опрокинуты все барьеры. Их не останавливает возможность гражданской войны, разрушения Союза. Они не задумываются о последствиях отмены рабства без всяких компенсаций, без моральной подготовки 3 млн рабов, которые будут отделены от привычной жизни. Во всех своих публикациях они изображают ужасы рабства самыми черными красками и возбуждают общественное мнение северян против южан»[1411].

Аболиционисты часто становились жертвами толпы, спровоцированной прессой, прорабовладельческими политиками и священниками. В ряде северных штатов происходили антинегритянские погромы [1412]. 8 октября 1833 г. газета «Boston Evening Transcript» поместила обращение с призывом к расправе над Гаррисоном. Оно начиналось со слов: «Бостонцы! Проснитесь!» Затем шло сообщение о том, что в город вернулся «негритянский защитник» Гаррисон с целью вести подрывную деятельность против «священной частной собственности». Заканчивалась заметка призывом: «Этот ужасный человек в ваших руках. Так не дайте ему возможности избежать вашего праведного гнева, вываляйте его в дегте и в перьях, когда он будет выходить из Фанейл-холла»[1413]. Только две бостонских газеты выступили в защиту Гаррисона. «New England Spectator» писала: «Кто авторы насилия в городе? Это ежедневная пресса.» В августе 1835 г. в Бостоне к расправе с аболиционистами призвали «Whig Atlas» и «Morning Post». Инспирированная их передовицами толпа (не менее 5 тыс. чел.) устроила нападение на Фанейл-холл, где происходил аболиционистский митинг[1414].

Рост аболиционистской активности вызвал усиление прорабовладельческих настроений на Севере. В 1835 г. в Нью-Йорке, а затем в Бостоне состоялись многочисленные антиаболиционистские митинги[1415]. В 1834–1839 гг. волна антиаболиционистских насильственных акций буквально захлестнула северные штаты, особенно, Новую Англию, Нью-Йорк, Огайо. Толпа, инспирированная прорабовладельческой прессой, громила помещения организаций и редакций, зверски избивая активистов движения, угрожая им физической расправой. Современник этих событий Ф. Хоун считал, что в антиаболиционистских погромах виновата проправительственная пресса и лично главный почтмейстер и советник президента Джексона Амос Кендалл. «Пресловутый А. Кендалл… воплощает всю сущность отвратительных доктрин, на которых виксбергские и балтиморские погромы основывались»[1416]. Преследованиям подвергались прежде всего аболиционистские издатели. В 1836 г. было совершено нападение на Дж. Бирни (1792–1857), который пытался издавать в г. Цинциннати (Огайо) газету «Philanthropist»[1417]. Трагический случай с журналистом Э. Лавджоем, ставшим «первым мучеником за свободу прессы в Америке», потряс многих. Лавджой обосновался в г. Олтон в свободном штате Иллинойс, где издавал аболиционистскую газету «Alton Observer». Три раза на типографию устраивались нападения, а печатный станок выбрасывался в реку. Но работа по изданию газеты продолжалась. Незадолго до своей гибели Лавджой писал: «Почему я должен бежать из Олтона? Разве это не свободный штат?. Разве право на выражение мнения не защищено его законами?. Вы можете вздернуть меня. вы можете измазать меня дегтем и вывалять в перьях, бросить в Миссисипи, чем вы уже мне угрожали, но вам не лишить меня чести». 7 ноября 1837 г. Лавджой был убит вооруженной толпой погромщиков[1418]. С яркой речью в память о нем выступил в бостонском Фанейл-холле 26-летний Уэнделл Филлипс. Произнесенную им речь сравнивали впоследствии с речами Патрика Генри в Вильямсбурге в 1775 г. и Авраама Линкольна в Геттисберге в 1863 г.