Милая Аликс со мной согласилась. Господи, дай мне силы!»

Вот она, точка поворота. В моем издании царских дневников ничего подобного не было. Вернее, было, только без двух последних абзацев, а именно они меняли не только смысл записи, но и грядущую историю.

Наш царь, узнав о своем будущем, отчаялся, опустил руки и бросил руль, предоставив России нестись на рифы грядущего. Хотя, говорят, был неплохим яхтсменом.

Наверное, в расстройстве не нашел в себе сил и желания перечитать Послание. А этот — нашел. И решил сражаться с судьбой (Гамлет?). У него был пример отца, деда и прадеда, монархов решительных, порою смелых до безрассудства. Почему бы и ему не стать таким же, наступить на горло собственной песне, ежедневно и ежечасно давить в себе прекраснодушие и нерешительность?

Отсюда все и пошло.

Неясен оставался по-прежнему механизм возникновения «развилки».

Ну, вышел Государь из монастырских палат обновленный и исполненный решимости, и что?

Ступил начищенным гвардейским сапогом на брусчатку залитого весенним солнцем двора уже в другой реальности?

Раздвоился в несколько минут или в одно мгновение?

А его двойник, утерев надушенным платочком слезы, тоже пошел к автомобилю или карете там, в нашем истинном прошлом, навстречу Порт-Артуру, Кровавому воскресенью, Цусиме и подвалу Ипатьевского дома?

Или все наоборот?

«Развилка» уже возникла, была создана Держателями, как создается она на дороге мастером-строителем и инспектором ГАИ, ставящим перед ремонтируемым участком табличку со стрелкой «Объезд».

И царь, как дисциплинированный водитель, увидел ее, притормозил и повернул руль?

Забавно, непостижимо и отчего-то страшновато прикасаться к тайнам такого рода.

Внутри реальностей жить все же проще, чем наблюдать эти процессы извне.

Не зря все сотрудники азимовской «Вечности» были психами в той или иной мере и степени.

Вечером мы посетили с Ириной кабаре «Бродячая собака» на Петровке. Программа была интересна, хотя и слегка, на наш вкус, пошловата. Шутки конферансье по большей части мы не понимали, слишком они были привязаны к чуждым реалиям, музыка уступала нашим ВИА[47]даже типа «Самоцветов», зато девушки-стриптизерки были выше всяческих похвал.

Зря говорят, что биологическая эволюция человечества прекратилась.

Все двенадцать артисток, совершавших соблазнительное действо на эстраде, а потом с ужимками и пританцовками рассыпавшихся между столиками, чтобы гости полюбовались их прелестями поближе, были идеально красивы.

Вот бы порадовался Иван Антонович Ефремов.

Каждая из девиц, трудящихся в довольно рядовом, да пусть бы и элитном заведении соответствующего пошиба, с ходу прошла бы кинопробы на роль Таис Афинской или ее подруги Эгисихоры.

Фигуры, груди, лица, волосы — все было по высшему стандарту. Пожалуй, что и Ирина, запусти ее в их компанию, затерялась бы. Нет, это я преувеличил, конечно. Моя жена не затерялась бы нигде. Хотя бы из-за своих глаз и того высшего качества шарма, которого не перебьешь никакими 90–60–90.

Но тем не менее…

Особенных странностей в такой концентрации красоты я не видел. Сотня лет спокойной и сытой жизни весьма способствует улучшению генофонда. Я давно обращал внимание, как менялись лица русских людей на фотографиях 20-х, 40-х и так далее годов. Разумеется, в лучшую сторону.

Похоже, Ирина даже заревновала немного. Может быть, смотрел я на девушек чересчур внимательно.

Не случайно же, когда мы вернулись домой и я нанес визит в ее спальню, она исполняла свои супружеские обязанности с явной прохладцей, а потом вдруг начала допытываться у меня, какие женщины были у меня во время ее постороннего замужества и не изменял ли я ей позже, с той же Сильвией или Ларисой.

— Почему ты не спрашиваешь, спал ли я с Натальей? На мой вкус, это было бы интереснее…

— Наталья вне подозрений. Ей, кроме Воронцова, никто не нужен…

— Чего же тогда вообразила, что кто-нибудь нужен мне? Еще мой дед говорил: баб менять — только время терять…

На том скользкая тема и была закрыта. В благодарность за верность и постоянство мне было позволено остаток ночи провести по своему сценарию.

Рассвет наступил, как всегда, рано. Хотя и около половины девятого местного времени.

Я рассказал Ирине об итогах своих последних изысканий, а она, в свою очередь, сообщила, что собственный опыт аналогичной работы тоже позволил ей сделать некоторые выводы.

— Жаль, что у меня нет с собой «шара», тогда все было бы гораздо проще.

«Шар», состоявший на вооружении всех агентов-координаторов, работавших в нашей реальности, позволял собирать и анализировать фиксированную информацию, касавшуюся любого живущего на Земле человека, а также просчитывать и моделировать ситуации, в которых этого человека предполагалось использовать. Но поскольку на «этой» Земле не было аггрианской резидентуры, оснащенной центральным процессором, то и оставшийся на «Призраке» «шар» здесь работать не мог.

А почему, кстати, здесь нет аналога нашей Сильвии? Вообще никаких следов внимания аггров и форзейлей к этой реальности. Об этом я Ирину и спросил. Приблизительно зная ответ.

— Наверное, потому, что все эти реальности не совсем настоящие. Представь, сколько специалистов потребовалось бы, чтобы перекрыть все варианты…

— А разве…

— Конечно, нет, — поняла она меня без продолжения. — Мы же не отсюда. Аналогов у нас быть не может. У тебя они есть везде, где сложились подходящие условия — в положенное время родились твои отец и мать, встретились, и так далее… Можешь, кстати, на этот предмет в архивах тоже покопаться…

— Ну уж нет! — Идея поискать в этом мире родственников, а то и самого себя показалась мне отнюдь не привлекательной. Зная историю своего рода, я догадывался, что уж деда по отцовской линии найду точно, а вот самого отца — вряд ли, возможность же появления здесь собственного аналога казалась мне исчезающе малой, но тем не менее…

— Если нет, то нет. А у меня же откуда копиям предков взяться? Но я не об этом. При наличии «шара» нам ничего бы не стоило выяснить все необходимое про господина Суздалева. Думаю, он имеет некоторое отношение к интересующему нас вопросу… Если вообще не сам все это организовал лет тридцать назад.

Тут моя любимая выбралась из-под одеяла, по пути на кухню чересчур, на мой взгляд, поигрывая бедрами, тугими ягодицами и всем прочим, заскочила в душ, вернулась, неся на подносе дымящиеся чашки кофе.

— Вот, дорогой, я тебе подаю кофе в постель, а не ты мне…

— Так что ты говорила насчет Суздалева?

— А, ерунда. Потом как-нибудь. Давай лучше продолжим, у тебя сегодня как-то особенно хорошо получается…