проблема – то ли варить несколько часов, размягчая жесткое, как подошва, мясо, то ли есть полусырое, экономя время и топливо. Воспоминание душевного спокойствия и умиротворения не прибавило.

Скрипя зубами, мужчина сел, обхватив голову. Огляделся более целенаправленно и чуть не застонал, обнаружив, что одежда сразу трех человек в беспорядке раскидана по комнате, перепутавшись в самых живописных комбинациях. А еще пустая бутылка… и вторая… и кувшин… господи!

Раньян не то, чтобы совсем воздерживался от вина, однако старался употреблять его строго в меру, памятуя, что великие бойцы погибали, как правило, очень глупо и случайно, например, будучи пьяными, в кабацкой драке. А бретер хотел бы прожить долго и умереть в собственной постели. Скромная мечта обычного человека… Теперь он припомнил все, мозаика сложилась, услужливо подкидывая очень яркие и красочные образы. Бретер снова сжал челюсти, запрещая себе думать и вспоминать, неуверенно склонил голову, высматривая штаны.

Отделить зерна от плевел, то есть свою одежду от не своей получилось довольно легко, Раньян поспешил одеться, несмотря на то, что голову простреливало болью при каждом наклоне и повороте. Сейчас бы ванну или хотя бы обтереться мокрым полотенцем… Наверняка если разбудить дам, они с пониманием отнесутся к такого рода просьбе, а может и воспримут ее как завязку для второго акта занимательного приключения. Но будить Раньян никого не хотел и намеревался уйти без шума, не прощаясь.

Он чуть не споткнулся об опрокинутый стул, а с улицы донесся приглушенный стеклами вопль. Его бретер игнорировал, пытаясь как-то завязать куртку, на которой не хватало большей части крючков. Попутно Раньян жалел хорошую серебряную цепь, сбережение на крайний случай, так бездарно и глупо растранжиренное в ночном угаре. Спору нет, красиво получилось, но… затратно. И не к месту. Вопли продолжались.

Бретер поискал мессер и вспомнил, что вообще-то безоружен, поскольку дареную саблю обещали доставить в дом. Без зазрения совести Раньян позаимствовал столовый нож, и тут, наконец, прислушался к пятому или даже шестому крику. Стараясь не скрипеть половицами, бретер подошел к витражному окну, глянул наружу сквозь желтые и красные стекляшки в форме ромба. Стекло было хорошее, и фигуру Гаваля бретер узнал, почти не напрягая память и зрение. Раньян оглянулся на все еще спящих женщин и окончательно решил, что скромный уход без прощаний в данном случае будет вполне куртуазен.

Слуги пропустили визитера, не пытаясь задержать и воздерживаясь от каких бы то ни было комментариев. Это несколько уязвило самолюбие бретера, показав, что Раньян здесь явно не первый и не выдающийся. Привратник с замашками наемника строго оглядел похмельного и мрачного гостя, очевидно высматривая, не стащил ли тот ценности. Покосился на нож, заткнутый прямо за пояс, а бретер подумал, что стареет и теряет хватку, не догадался просто сунуть безделушку в рукав. Наконец привратник шевельнул ноздрями, будто принюхиваясь, и молча откинул засов, выпуская беглеца.

Если верить положению солнца в небе, до полудня оставалось не больше часа. Людей на улице было мало, а мостовая до сих пор усыпана следами минувшего праздника – прутья от распотрошенных корзин, объедки, пятна, которые могли быть как винными, так и кровавыми, еще какой-то мусор. Прямо у фонаря сидел, держась за голову, фонарщик, ему было плохо.

- Раньян! Раньян! – бежал к нему, вопя, менестрель. – Я тебя с утра ищу!!! Обежал весь город!

Бретер посмотрел на фонарь и прикинул, в каком квартале находится, благо уличное освещение встречалось далеко не везде на улицах Пайта. Затем оглянулся и поискал глазами герб на доме, нашел и чуть не прикусил язык. Следовало уходить и поскорее. Потом Раньян вдохнул полную грудь теплого воздуха и уставился на горе-музыканта.

- Не надо так орать, - сквозь зубы попросил бретер. Хотел добавить про больную голову, но счел признание в слабости ниже собственного достоинства.

Гаваль был молод, однако не понаслышке знал о печальных последствиях злоупотребления алкоголем. Он присмотрелся к бретеру и все понял совершенно верно.

- Там… - он замялся, буквально пританцовывая. – Там! – он махнул руками, компенсируя неточность экспрессией.

- Там, - повторил за ним бретер, морщась от очередной невидимой иголки, воткнутой в череп. – И что же там?

- Там!!! – воскликнул Гаваль, жестикулируя словно кукла, которую трясет очень энергичный ребенок. Судя по всему, произошло нечто удивительное, лишившее молодого человека дара связной речи. Раньян задумался, не стукнуть ли его, в конце концов, но Гаваль уже превозмог кавардак в мыслях и на языке.

- Хель! – выпалил он.

- Так, - Раньян подобрался, машинально тронул пальцами рукоять ножа. Опыт свидетельствовал, что когда «Хель» и паника оказываются в одной плошке, скучать не приходится.

- Беда! – наконец выдохнул Гаваль.

Раньян возвел очи горе и выругался, про себя, потому что язык распух, а во рту было сухо, как в летний полдень на крыше. Затем уставился на менестреля и приказал:

- Говори. Хотя нет. Куда идти знаешь?

- Да!

- Веди. Расскажешь по дороге.

* * *

- Расскажите.

Жена Ульпиана за одну ночь постарела лет на десять, самое меньшее. Она сидела молча, неестественно выпрямившись, одетая полностью в черное. Лишь платок в руках выдавал душевную бурю – старческие пальцы разлохматили и буквально изорвали тонкий батист, словно ветошь.

- Я понимаю, это тяжело, - Елена поджала губы, сообразив, как глупо в сложившихся обстоятельствах звучит «я понимаю». – Мне тоже доводилось терять близких. Внезапно терять… Расскажите, что случилось, прошу.

А я ведь до сих пор не знаю, как ее имя, подумала женщина. Милая безымянная жена, которая угощала сладкими напитками, ватрушками, не жалела добрых слов. А теперь вдова, убитая горем.

Старушка подняла взгляд, и Елену мороз пробрал, столько чистой, незамутненной ярости плескалось в глазах безымянной. Лекарка вздрогнула, затем поняла, что бешеная ненависть адресована не ей. Служанка поправила хозяйке чепец, будто не зная, чем еще помочь, встала позади, сложив руки на животе. Платье на ней оказалось заляпано кровью, видимо пожилая тетка была среди тех, кто раздевал и обмывал тело. Покойник лежал в одной из комнат на первом этаже, но Елена запретила себе искать его и прощаться с мэтром. Она боялась разрыдаться, расклеиться. Не хотела растрачивать решимость и хладнокровное понимание того, что следует делать. Потом будет время проститься с адвокатом. Оплакать одного из немногих людей, которые по-доброму отнеслись к девушке с Земли.

- Расскажите, - повторила Елена.

Вдова покачала головой, искры ненависти, бьющие через край, потухли, угасая пеплом бессилия.

- Я видела, - тихонько