class="p1">Иван-чай кончился, и мы въехали в золотарник. Он был выше и жестче, я почувствовал, как «восьмерка» замедлилась и продиралась через заросли с заметной натугой. Салон наполнился желтой пыльцой, такой жгучей, что мы стали чихать и закрыли окна. По стеклам потекли золотые ручейки, пчелы окончательно ошалели и застучали о лобовое стекло.

Я добавил газу. Двигатель застучал клапанами, я начал играть сцеплением, «восьмерку» повело вбок, травяной аромат стал настолько плотным, что у меня заболели глаза. Лобовое стекло затянуло золотой пыльцой, я включил дворники и добавил газу еще. Клапаны выдали пулеметный отбой, в глушителе хлопнуло, «восьмерка» рванула вперед, под днищем лязгнуло железо, и мы выскочили на поляну.

Здесь еще сохранился кусок старого асфальта, видимо, в том месте, где раньше находилась сторожка смотрителя. На асфальте остались золотистые следы от предыдущего катафалка. Здесь он остановился и, видимо, выгрузил гроб. То есть наверняка выгрузил.

Мы вышли из машины.

— Куда теперь?

Роман оглядывался. Дышал осторожно, скорее всего опасаясь радона.

— Чем-то пахнет, — сказал Роман. — Тебе не кажется?

— Цветами пахнет.

Я не стал глушить двигатель, а из багажника на всякий случай достал лопату.

— Так куда дальше?

— Туда, — я махнул лопатой. — Там раньше… Туда, короче.

Золото разлилось по всему кладбищу, в нем утонули могилы, их было не видно под желтым, золотарник задушил старые деревья, кладбище облысело, превратилось в широкую поляну посреди соснового леса. Земляника. По всем солнечным закраинам, крупная. На опушке наверняка голубика. В принципе, место красивое, солнечное, позитивное, и никакой суеты, никто давно не шпигует землю трупами; забытые кладбища навевают покой и меланхолию, я подумал, что Хазину повезло — найти приют в таком месте. Кажется, Роман думал о том же — лениво зевал, и щурился, и улыбался.

Хазина мы нашли в северном углу, на краю леса.

Золотарника здесь росло меньше, зато весьма преуспел аконит. Он распустился фиолетовыми гроздьями и живописно нависал над могилой Хазина. То есть могилу весьма выразительно выкопали под ним. Хорошая могила, глубокая. Гроб, обитый, кстати, фиолетовой тканью стоял метрах в двадцати.

Закрытый. Ни копщиков, ни сострадальщиков, никого, кроме нас с Романом, лишь лес и трава, не видно ни крестов, ни надгробий, кладбище давно и прочно заглохло.

— Странно это… — Роман поскреб подбородок. — Неужели ритуальщики не видели, что здесь двести лет как не хоронят?

— Видели, конечно. Но… возможно, сам Федя сказал, чтобы они ехали именно сюда.

— Зачем?

— Не знаю…

Я подошел к гробу.

Крепкий. Качество среднее, провинциальное, форма, скорее, протестантская, напоминающая футляр для градусника, однако крышка наша, классическая, не дверцей. Дерево массив. Фурнитура дорогая, видимо, европейского производителя — массивные латунные ручки романского стиля, латунные же застежки. По углам замаскированные кронштейны для лифта.

— Ничего гробик, — сказал Роман.

Я подумал — если бы мы сюда не приехали, Хазин бы так тут и стоял. Сюда никто не ходит из местных, так бы и проторчал здесь… долго.

— Похоже, сначала вырыли яму, — указал рукой Роман. — А потом понесли гроб от катафалка. Но не донесли… бросили — и бегом… Кто им здесь мог рассказать про радон?

— Да мало ли? Я вот думаю, как потащим…

— Может, для начала убедимся? — сказал Роман. — А вдруг… опять не тот?

Здравая мысль. Не хватало закопать не того.

Я наклонился и отщелкнул застежки. Переглянулись. Роман зашел в ноги, я в голову, сняли крышку.

Наверняка Хазин. На нем не было ни покрывала, ни ленты на лбу, ни прочих украшений. Тот же костюм, что в морге, те же ботинки. Как и Семен, Хазин высох и пожелтел, нос сделался не хрящеватым, а напротив — налился в сливу.

— Похож, — сказал Роман. — Но не Семен. Что делаем?

Я думал.

Вариантов особо не было. Собственно, два. Хоронить или не хоронить. Если хоронить…

Холодок. И шорох. Швррр. За шеей пронеслось быстрое.

— Видал?! — воскликнул Роман. — Видал?! Гигантский шмель!

— Гигантских шмелей не бывает, — сказал я. — Обычный шмель бросает вызов аэродинамике, гигантский вовсе не взлетит.

— Да как же — я только что видел!

Роман стал вглядываться в верхушки сосен.

Никогда не присутствовал на двух похоронах подряд. Интересный опыт. Если это, конечно, не Федя. Это он попросил нас присутствовать на похоронах. Мы были на похоронах — и все нас видели. А потом мы пропали…

— Тихо… И глухо.

Роман присвистнул.

— Что?

— Видал, какая ямина? Зачем такую вырыли?

Вряд ли Федя. Федя никогда не отличался умом.

— У Семена такой глубокой не было… — Роман поморщился. — Тут трое уместятся.

— Федор нанял городских копщиков, городские всегда бестолковые, — объяснил я. — Выкопали больше, чем нужно, вот и все…

— Ну да.

У Хазина был пистолет. Федор ничего про пистолет не говорил. Исчез пистолет.

— Я к тому, что у Федора наверняка ствол левый есть, — услышал мои мысли Роман. — В полиции у всех есть…

Так. Глубокая, с запасом, могила. Неучтенный пистолет. Тишина. Федор мог заманить нас сюда, пристрелить и закопать вместе с Хазиным. Через неделю на нас прозябнет кипрей и борец, земляника рассыплется щедрыми кустами…

Кажется, у меня задрожали руки.

— Ты чего? — спросил Роман.

— Да так.

— Ага, так… Думаю, это был квадрокоптер-шмель. Сейчас такие делают в Швеции.

Роман сжал кулак и выразительно в него пожужжал.

— Пилот наблюдает за нами, — шепотом сказал он. — Я это понял.

— Зачем ему это нужно?

— Если кто-нибудь решит нас здесь шлепнуть, то предупреждающий полет шмеля охладит его пыл! Мы должны выполнить свою миссию!

Солнце. Роман надышался дурной пыльцой. Тепловой удар и отравление.

— Какую?

— Узнать правду. Может, еще что-нибудь. Но правда — это главное.

— Правды нет, — ответил я. — Есть информационные потоки.

— Это в тебе пиар-прошлое говорит, — ответил Роман. — Правда есть.

Мы стояли над гробом, Хазин лежал в гробу, жизнь продолжалась, я был этому рад.

— Ладно, — сказал я. — До вечера тут, что ли, шаландаться…

— Согласен.

Мы ухватились за ручки и попробовали поднять гроб.

Оторвать от земли получилось, как и переместить сантиметров на тридцать. Все. Слишком тяжелый.

— Нам его не утащить, — Роман плюнул. — Килограмм сто двадцать, наверное.

— Надо постепенно, — сказал я. — Короткими перебежками.

— А потом? — спросил Роман, вытирая пот. — Как мы его… отпустим?

— В багажнике есть лямка. Как-нибудь затолкаем.

Мы снова приподняли и сдвинули гроб. Так мы его часа три будем толкать, пока спины не сорвем. Сдвинули. Сдвинули. Сдвинули. Через три метра я стал прикидывать, а не послать ли Федора подальше.

— Надо было лебедку купить, — сказал Роман. — Прицепил к дереву — и знай ручку крути…

Роман сломал стебель аконита, оборвал цветочки и надел их на пальцы.

— Мы называли их петушками, —