Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Он недавно выдал дочь замуж. Очень выгодно.
Аристарх Станиславович двинулся по дорожке, держа свой новомодный темный дипломат.
— Колокольчики им в помощь, — пожал плечами Руслан, лениво переставляя ноги и засунув ладони в передние карманы джинсов.
Меньше всего хотелось сейчас думать об этом карикатурном человечке, выпившем немало его крови в своё время.
Заведение действительно оказалось милой кофейней, в которой изумительно пахло. И почему он не знал о её существовании, когда работал здесь?
— Чего ты хочешь? — начал без предисловий Руслан, когда они сделали заказ, усевшись за столик. — Почему изменил свое отношение к Еве и начал общаться с внучкой, существование которой благополучно игнорировал целый год?
Карие глаза отца смотрели на него прямо, без каких-либо увиливаний. В уголках скопилось чуть больше морщин, чем ему помнилось до попадания в колонию. В целом, мужчина напротив был привлекателен и свеж для своего возраста, довольно подтянут и бодр. Вполне осилил бы второй счастливый брак, но почему-то не вспоминалось ни одного романа, о котором было бы известно. Нет, женщины у него наверняка были. Только очень конспиративно, видимо.
— А ты мне поверишь? — серьезный, даже слегка напряженный тон.
— А ты попробуй.
— Хочу вернуть своего сына.
— Он разве потерялся?
— Думаю, да. Больше десяти лет назад.
— Какое-то пафосное русло разговора, не находишь? — пришлось прерваться, пока официантка расставляла чашки. — И стараясь меня «вернуть», ты вспомнил о Богдане? Спонсировал часть затеи Евы, привлек к этому пару-тройку друзей и приятелей? Грехи замаливаешь?
— Замаливаю. Но…Богдана…не один из способов примирения. Ты прав, я год не решался на этот шаг. Сначала был слишком зол, потом — не позволяла вина перед Евой. Не знал, как она отнесется к моему желанию общаться с внучкой, которую я изначально и признавать не собирался…
— Так что изменилось? Угрозы лишить меня всего — куда они делись?
Руслан удивлялся своему спокойствию. Раньше уже на втором предложении его одолело бы раздражение, и диалог бы не состоялся. А сейчас почему-то хотелось дослушать. Познакомиться с изнаночной правдой собеседника. В конце концов, было время, когда он считал того хорошим отцом.
— Брось, — Аристарх Станиславович вскинул руку и ослабил узел галстука, и только это непроизвольное резкое движение говорило о том, что ему сейчас несладко, — ты действительно считаешь меня таким…ничтожным?
Ответом ему служило красноречивое молчание.
— Господи, — сокрушенный вздох и снова прямой зрительный контакт. — Руслан, я всю жизнь потакал всем твоим капризам… Я ни в чем тебе не отказывал…
— И записывал это в долг, который я должен был отдать, пойдя по твоим стопам. Как мечтают все «настоящие мужчины» — наследник по крови, по делу, образу жизни. Скучный и банальный сценарий твоего круга.
— Что в этом плохого? Твоя мама тоже этого хотела…
Руслан коротко рассмеялся, неверяще покачав головой. Сделал глоток ароматного напитка в попытке как-то смыть взорвавшую все рецепторы горечь. И только после этого произнес, чеканя:
— Мама…видела, как ты переживаешь из-за бунта Ромы, и взяла с меня обещание не поступать так же. А хотя бы попытаться. Быть…как ты.
— Но это, конечно же, невозможно.
— Невозможно, — развел руками, подтверждая сказанное, — особенно теперь. И всегда было невозможным. Как пустить циркача в операционную. Но разве ты интересовался моим мнением? Считался со мной? Воспринимал достойным выразить своё видение?
— Мне казалось, ты и сам не понимаешь, чего хочешь. Молод, импульсивен…
— Глуп? — подсказал охотно.
Отец зыркнул на него укоризненно, тоже отпил из своей чашки и уставился в окно. Лишь спустя минуту пространство наполнилось размеренной речью:
— После её смерти ты стал неконтролируемым. Это пугало. Приводы в полицию, которые становилось все труднее и труднее замять, постоянное пребывание в злачных местах города, алкоголь, какие-то подозрительно нечистоплотные девки рядом, сомнительные компании… А что мне оставалось делать? Я давил, требовал протрезветь. Но ведь никогда не лишал тебя финансов.
— Да, держал на коротком поводке. Со стороны все выглядело вполне ожидаемо: золотой мальчик прожигает жизнь на семейные деньги. Это еще прощалось. А если бы я подался в нарики…
— Руслан!
— Что? Что — Руслан?
Они схлестнулись напряженными взглядами, и его прорвало:
— Ты, бл*дь, хоть раз держал маму за плечи, когда её выворачивало наизнанку после химии? Ужался количеству крови…выходящему вместе с содержимым желудка? Видел, как прозрачное тело ломает от боли? Как стойко она пытается казаться сильной? Улыбаться сквозь муки, чтобы ты не умирал при ней от этого зрелища?! Где ты был?! На своей *баной работе, в кругу таких же трусливых туш?! На всяких приемах со своей матерью, вместе с которой довел жену до гроба?! Не смог защитить! Уберечь! Что ты сделал? Бросил! Поместил её в дорогую клинику и откупился любимыми бумажками? — Руслан окатил мужчину презрением. — А я мечтал забыть каждую последнюю секунду её жизни! Я травил себя всякой гадостью, перепробовал всё! Слышишь?! Всё! Только…ничего не помогало! И лишь по этой причине я не сдох где-нибудь за углом от передозировки или ломки, понял?! А вовсе не потому, что ты «давил»…
Наверное, все посетители с недовольством, но одновременно и с любопытством оглядывались на них. Не всегда есть шанс стать свидетелем разворачивающейся драмы.
Руслана накрыло до такой степени, что он забылся, где находится, и в эмоциональном порыве опрокинул свой кофе на пол. И даже дребезги разлетевшихся осколков не привели его в чувство. Он смотрел и тонул в адском пламени вины, которая отчетливо прослеживалась в карих глазах напротив. Смотрел и тонул. Наполнялся новой порцией злости и осуждения. Считая, что всё могло быть иначе. Если бы отец в своё время был смелее и внимательнее.
— В общем, — горло саднило, сердце клокотало в глотке. — Не жди чудес и какого-то понимания с моей стороны. Ясно? Прошлого не изменишь. Но запрещать или пресекать твоё общение с Богданой я, естественно, не стану. Делай, что хочешь. А что касается финансов, которые ты вложил…зря, короче, выделывался. Я не собираюсь оправдывать ничьих ожиданий. И благодарить тоже. Поздно изображать заботливого папочку. Он мне нужен был лет десять назад.
Встал и покинул кофейню, стиснув челюсть от разрывающего в клочья разочарования. Это слишком мерзкое чувство, и оно хуже той же ненависти. Особенно…если в главной роли — твой родитель…
Бесцельно бродил по улицам до самой ночи, забывая отвечать на звонки и игнорируя вибрацию в кармане. Поэтому испытал ощутимый укор совести, когда, открыв дверь квартиры, поймал в объятия тут же подбежавшую Еву.
— Прости, — выдал с раскаянием, целуя её в висок и ведя рукой по напряженной спине