Действительно, большинство пилотов без отдыха и перерыва воевали кто третий, а кто и пятый уже год. С немцами, с австрийцами, с русскими. Кстати, со своими русскими коллегами по ту сторону фронта сражаться было куда как легче, толковых воздушных бойцов у красных оказалось мало. Но и самолетов у тех и других оставалось совсем чуть-чуть. Если сам командир авиагруппы на германском фронте сбил пятнадцать самолетов, то в гражданской войне — едва восемь. А остальную боевую работу составляли разведка и штурмовка пехотных позиций. Но здесь, кажется, намечалось что-то новенькое. Зря ли собирали лучших бойцов со всего фронта?

Только пока неясно, для чего именно, война ведь закончилась. Или пришла пора готовиться к новой?

Незнакомый моряк в кожаном реглане и высоких сапогах с бронзовыми застежками под коленями, в каких хорошо стоять на заливаемом штормовой волной мостике эсминца, подошел к наскоро подравнявшемуся строю пилотов и первым отдал честь.

— Вы командир группы? — спросил он Губанова, который не спеша соображал, полагается рапортовать незнакомцу или тот обойдется?

— Так точно, господин… — Не видя знаков различия, он сделал паузу, понимая, что по возрасту и манере держаться этот человек явно относится к штаб-офицерам.

— Капитан первого ранга Воронцов, — пояснил тот. — Своих людей разместили?

— Так точно. Претензий нет.

— Тогда сразу и приступим, капитан. (По традициям царской армии старший по званию отбрасывал приставки «под» и «штабс», отчего подхорунжии, подпоручики, подъесаулы и подполковники, а также штабс-капитаны и штаб-ротмистры в личном общении становились на чин выше.) У нас возникла острая необходимость подготовить отряд летчиков, профессионально умеющих работать над морем и по морским целям…

— А разве у вас нет пилотов гидроавиации? Насколько я знаю…

— Сейчас речь идет о другом, — перебил Губанова каперанг. Лицо у него было суровое, не располагающее к долгим спорам, к которым капитан привык в своей фронтовой жизни. Там пехотные командиры, включая и полковников, воспринимали прославленного аса с уважением, приличествующим его боевой славе.

— Морские пилоты летают на гидроаэропланах, там своя специфика. А вам подготовлены другие машины, и задачи вам предстоит решать особые.

Из ближайшего ангара в это время аэродромные техники уже выкатывали предназначенный для Губанова самолет.

Окрашенный флотской шаровой краской, аэроплан издалека напоминал истребители «Ньюпор-17» или «Спад». Такой же короткий лобастый биплан с двухлопастным винтом. Однако, когда капитан присмотрелся, он заметил и отличия. Прежде всего этот самолет был куда массивнее обычных. И сразу чувствовалась в нем скрытая сила. Возможно, это ощущение возникало от непривычных пропорций фюзеляжа, удлиненного верхнего крыла V-образной формы, странного горба позади пилотской кабины, плавно переходящего в высокий киль. Заинтересованный, Губанов подошел к аппарату ближе. Действительно, он тяжелее и, очевидно, мощнее привычных машин раза в два. Хвостовое оперение окрашено в цвета андреевского флага, на боку изображен черный флотский двуглавый орел, окруженный венком из георгиевской ленты. По краю венка — выведенная славянским полууставом надпись: «Морские силы России».

— Ого! А самолетик-то непростой! — удивленно воскликнул Губанов.

На самом деле самолет был более чем прост. Обыкновенная, стандартная «Чайка И-153» конструкции 1938 года. Последний в истории маневренный истребитель бипланной схемы, блестяще зарекомендовавший себя в боях над Халхин-Голом, но мгновенно устаревший к 1941 году. Почти три с половиной тысячи этих изящных и легких в управлении самолетов бессмысленно сгорели в первые месяцы войны, хотя при грамотном использовании могли бы успешно служить и до сорок пятого года, и позже. Как немецкие «Рамы», «ФВ-189» и «Физелер-Шторхи» или американские штурмовики «А-20», с успехом применявшиеся даже и во Вьетнаме. Но кто же и когда в России грамотно использовал боевую технику?

Конечно, данный экземпляр «Чайки» несколько отличался от серийного. Согласованный с дубликатором сверхмощный компьютер «Валгаллы» умел делать многое. Например, когда Воронцов ввел в него всю проектную документацию истребителя, а потом указал, какие элементы, как и на что следует заменить, то в монтажной камере возникло изделие, внешне абсолютно подобное прототипу. Однако вместо пятисотсильного двигателя «М-22» на нем стоял восьмисотсильный вдвое меньшего веса и настолько же более экономичный, деревянный набор фюзеляжа оказался заменен на титано-пластиковый, нервюры и лонжероны крыльев выполнены из профильного дюраля, а полотняно-перкалевая обшивка превратилась в пятислойную кевларовую. И без того уникально легкий, полуторатонный самолет стал весить на четыреста килограммов меньше, его скорость возросла с трехсот восьмидесяти до пятисот (а на форсаже и больше) километров, причем время виража осталось непревзойденным — восемь секунд. Радиус действия истребителя составлял теперь почти тысячу километров (с подвесными баками), а бомбовая нагрузка превысила семьсот килограммов. То же касалось и стрелкового вооружения. Вместо четырех пулеметов «ПВ-1» калибром 7,62 стало четыре «БС-12,7» плюс двадцатимиллиметровая пушка, стреляющая через вал мотора.

«И-153» и в своем исходном качестве был бы здесь сильнейшим истребителем мира, но Воронцов считал, что если уж делать что-то, так делать.

Губанов сразу запрыгнул на крыло и стал рассматривать непривычно перегруженный приборный щиток. Две трети циферблатов показались ему непонятными и явно лишними.

— Испытать в воздухе разрешите, господин капитан первого ранга?

— Рановато будет, — усмехнулся Воронцов. — Для начала с инструктором слетайте…

— Я?! — Штабс-капитан почувствовал себя оскорбленным. — Да я на любой машине без подготовки, хоть на бомбардировщике, хоть на истребителе! Я «Илью Муромца» с новыми моторами первый испытывал и на Москву на нем летал… — И словно непроизвольно покосился на белый Георгиевский крестик, приколотый над левым нагрудным карманом кожанки.

— Капитан! После посадки ставлю вам ящик коньяку. Или вы мне. Но полетите с инструктором.

Действительно, этот экземпляр самолета имел вторую кабину, то есть был учебно-тренировочной «спаркой».

Инструктор, очередной биоробот «Валгаллы», на сей раз принявший облик простоватого, чисто русского парня с короткими рыжеватыми усиками, одетый в замасленный летный комбинезон, козырнул Губанову и легко запрыгнул на крыло, оттуда — в заднюю кабину.

Несколько раз стрельнув выхлопом и лениво крутнув алым двухлопастным винтом, истребитель вдруг взревел совершенно непереносимо, так, что привычные к мягкому тарахтению восьмидесятисильных «Гном-Ронов» пилоты пригнулись от бешеной воздушной струи, зажимая уши ладонями.

«Чайка» медленно покатилась по полосе, виляя рулем поворота, за считаные секунды набрала огромную по здешним временам скорость — сто пятьдесят километров в час, слегка подпрыгнув, оторвалась от земли, будто подброшенная катапультой, и тут же устремилась в небо под практически прямым углом.