сослуживцев, затем идет узкая и широкая община, люди той же социальной, национальной и тому подобной общей идентичности. Чем дальше от человека – тем больше претендентов и тем слабее любовь. Близкий круг не может быть обширным – даже самый альтруистичный человек не способен любить слишком многих. Моральное напряжение конечно, как и все в человеке. Самое обширное, где возможны постоянные реальные, а не символические жертвы, что мне приходит в голову – коммуна или секта, разделяющая собственность, идеологию и родство. Конечно, в наше время таких почти не осталось, если, наверное, не считать еще не открытых первобытных племен. Или хорошо законспирированных.

Поле отличается у людей не только в профиль, но и так сказать, в анфас, в чем опять виновата субьективность морали. Субьективность не следует понимать так, что жертва необязательна и зависит только от прихоти субьекта. Обязательна, вопрос только в ее величине и в том, кому она предназначается. Первый аспект проявляется в том, что личный обмен не обязательно равный на коротком промежутке – кто-то жертвует больше, кто-то меньше. Второй – в активном отборе получателей, а не только в пассивном подчинении обстоятельствам. Разные люди по-разному распространяют свое поле. Чем уже круг знакомств, тем сильнее отбор и специфичнее связи. А чем меньше у людей оказывается чего-то общего, тем больше возможностей для обьективного отношения. Величина жертв, продолжительность, многократность – все это зависит от предварительного отбора, а значит – от личного предпочтения. Если взять самый узкий круг – супруги, дети и атмосфера данной семьи – то это воплощение чистой субьективности.

Поскольку "напряжение" морального поля неравномерно, естественным образом возникает противоречие между жертвами, требуемыми в отношении людей, находящихся на разных расстояниях. Если одно и то же действие затрагивает таких людей, их интересы приходят в конфликт. Жертва ради более близкого может принести вред более дальнему, или например, жертва дальнему может уменьшить благо ближнего. Тогда сохраняя баланс в одном месте, человек разрушает его в другом. Нет никаких формул, помогающих сбалансировать множественные вред/благо с квадратом расстояний. Как электрический потенциал вызывает силы и движение, так и моральное поле – моральные муки.

Ситуация усугубляется, если затрагиваются интересы многих людей или коллектива. Как тут найти правильную линию поведения? В результате, при выполнении личного долга перед близкими, человек может и даже склонен жертвовать не только своими интересами, но и интересами людей, отстоящих от него дальше. Даже язык не поворачивается назвать такое моралью, потому что истинная мораль требует жертв только от себя. Однако не всегда такое бывает возможно – жизнь вполне способна ставить человека перед жестким выбором, который тем тяжелее, чем ближе люди. В этом случае острота конфликта становится достойна высокой литературы, какой без сомнения является, например, известное повествование про казака и его сыновей.

– Растяжение поля

Жертвенная мораль может распространяться на животных, растения и даже на пейзаж. Если распространить ее максимально широко, мы получим всеобщую любовь, которая на первый взгляд вполне годится в качестве единой универсальной морали. Действительно, почему бы и не любить всех вокруг? Довести накал любви и мук до максимума? Эта идея, несмотря на все ее очарование и привлекательность, а также на всю глупость и разрушительность, имеет солидную основу. Она заключается в полном соответствии беззаветной любви биологической природе насильственного альтруизма, который был абсолютно необходим для выживания в эпоху геноцида. Распространяя ее на все человечество мы получаем универсальный алгоритм выживания в любых ситуациях, где стоит этот экзистенциальный вопрос. А поскольку такой вопрос периодически встает перед человечеством – то в виде убийственного вируса, то в виде нашествия инопланетян, то в виде проснувшегося чудовища – личная мораль, растянутая до бесконечности вширь и вглубь, оказывается единственным универсальным выходом. Конечно, растягивать ее таким образом надолго не получается. Но надолго и не надо. Катастрофы обычно быстро завершаются победой героического разума и жизнь продолжается в своем обычном, размеренном русле. Где общественная любовь уже оказывается как-то невостребована. Ибо, если бы каждый любил каждого, для обычной человеческой любви места бы уже не осталось.

Увы, идея всеобщей любви не работает даже в чрезвычайных ситуациях, где на принесение жертвы влияет и личное впечатление, и конкретные обстоятельства. Конечно, чем чрезвычайнее ситуация, тем больше жертвы и тем шире круг получателей, такие ситуации вызывают к жизни глубинные моральные механизмы, оживляют историческую память и сплачивают людей. Но и тут бесконечности быть не может. Жертвенная мораль рано или поздно превращается в моральный груз, если не ограничивается достаточно узким кругом и коротким временем, что очень хорошо прочувствовали выжившие участники коммунистического эксперимента. Растянутая чуть больше, чем надо, она вызывает подсознательное сопротивление, деление получателей на более и менее достойных, а даже вызывает неприязнь и враждебность к последним.

Даже люди, лично делающие пожертвования, регулярно занимающиеся благотворительностью, вынуждены делать выбор – кому, на что, сколько. Этот выбор не бывает обьективным. Жертвуя, человек чувствует себя лучше. Это чувство вызывается ощущением близости, принадлежности к чему-то общему. Но чем больше причастность, тем сильнее отчуждение к непричастным. Следствие субьективности, всегда и везде – ограниченность круга и деление людей.

– Извращение поля

Очевидная субьективность жертвы идет вразрез со всем, что мы ждем от "настоящей" морали – императивности, беспристрастности, универсальности и т.п. Выявленную нами "дефективность" реальной морали можно проиллюстрировать тем же рис. 1.7. Моральный профиль идеального (с точки зрения моралистов) человека выражается строгой горизонтальной прямой, лежащей где-то запредельно высоко. Чего очевидно быть не может. Человек не обладает бесконечным запасом жертв – у него и жизнь-то всего одна. Чем больше поднимается альтруистичная, левая часть, тем сильнее должна опускаться эгоистичная. Жертвы ради незнакомых не могут состояться "просто так", как бы нас не убеждали моралисты. В такой жертве изначально заложен конкретный смысл – совместная победа в борьбе. Когда эта проблема решена, альтруизм свободного человека ограничивается естественными потребностями и его поле выглядит примерно как на рис. 1.13. Тогда его жертвенность вызвана любовью и симпатией – она разумна и человечна, потому что близкие люди добровольно поддерживают свой субьективный баланс и не конкурируют с остальным миром, их даже нелепо противопоставлять. Но если жертвы вызваны "моральным долгом" в мирное, обычное время – они неоправданны, они провоцируют конкуренцию с другими и войну. Подобный моральный долг – это принудительное расширения морального поля на тех, кто в него не попадает естественным путем, на посторонних или почти посторонних. Такой долг возможен только во имя победы, а для победы нужен враг. Неоправданная жертва требует оправдания. Если есть