его иконой Спасителя. Святейший угощал государя яблоками, для чего в тот день были куплены в Яблочном ряду у торговца Ивана Васильева 50 яблок «самых добрых больших наливу за 4 рубля»[618]. 7 октября был казнен в Преображенском с такой бесчеловечной жестокостью привезенный для этого из Азова изменник Якушка. «И вор-изменник Якушка, — записывает Желябужский, — за свое воровство в Преображенском пытан и казнен октября в 7 день. А у казни были князь Андрей Черкасский, Федор Плещеев: руки и ноги ломали колесом и голову на кол воткнули»[619]. Кровавое зрелище, конечно, собрало большую толпу зрителей, и можно предполагать с достоверностью, что в числе зрителей был и Петр. Вечером того же дня или, может быть, в ночь на 8-е царь отправился к Троице, куда прибыл утром 8 октября уже после обедни, к молебну. Об этой поездке к Троице также говорит в своих записках Желябужский:

«И после того (т. е. казни Якушки) великий государь… изволил идти в поход к Троице в Сергиев монастырь; а изволил прийти в монастырь октября в 8 день после обедни, к молебну». Эта троицкая поездка Петра 8 октября должна была быть памятна Желябужскому, потому что именно в эту поездку царя родичи составителя «Записок», стольники Василий Тимофеев и сын его Семен Васильев Желябужские, в тот момент, когда Петр входил в «святые» ворота монастыря, подали ему челобитную с жалобой на А. М. Апраксина в том, что он, Андрей, избил их, Желябужских, 18 прошлого августа под деревней Филями в том конском табуне, который пригнали на продажу к Москве калмыки.

Петр, приняв челобитную, велел расследовать дело, «розыскать» князю Ф. Ю. Ромодановскому в Преображенском приказе. Этот эпизод, разумеется, живо обсуждался в семье Желябужских и должен был запомниться автору записок. Дело было впоследствии Желябужскими выиграно. По докладу Ромодановского Петр велел решить его крестоцелованием, но Апраксин к кресту не явился, и, кроме того, Желябужским удалось доказать, что сказка, поданная Апраксиным по делу, т. е. представленное им объяснение, была ложной. По новому докладу Ромодановского в Преображенском Петр, выступавший в этом случае в качестве судьи, приговорил Апраксина за нанесенные Желябужским побои к уплате им двойного оклада их жалованья, а за подачу ложной сказки к битью кнутом нещадно. По ходатайству сестры обвиняемого, царицы Марфы Матвеевны Апраксиной, и также Лефорта от последнего наказания Андрей Апраксин был избавлен, бить кнутом велено было только участвовавших с ним в нападении на Желябужских его людей, а Желябужским должен был заплатить 737 рублей с полтиной, да Лефорту «за его заступление», не без злорадства, хотя, может быть, и не совсем достоверно, прибавляет автор записок, дал 3000 рублей. Дело это, по словам Желябужского, замечательно еще тем, что послужило поводом для Петра издать 21 февраля 1697 г. указ об отмене состязательного процесса и о ведении всех дел следственным процессом[620].

14 октября Петр заходил вечером к Гордону, попал к нему как раз в тот день, когда Гордон, собрав нескольких соотечественников, остававшихся верными королю Иакову, праздновал с ними день рождения «королевского регента», причем пили за здоровье короля Иакова. Петр пришел в 5 часов вечера, вероятно, уже после этих тостов, едва ли ему, стороннику короля Вильгельма, приятных. 19 октября вечером он посетил вдову генерал-майора Менезиуса[621]. 20 октября состоялось важное заседание Боярской думы по вопросам, которые тогда всего более занимали Петра: о заселении Азова и, главное, о постройке большого флота для Азовского моря, о судостроительной программе, как бы мы теперь сказали. Так как это последнее дело должно было потребовать громадных средств от народа и сопряжено было с введением новых повинностей, то Петр счел необходимым заручиться боярским советом и установление повинностей, всегда неприятное для плательщиков, облечь в форму не единоличного царского указа, а боярского приговора. О месте заседания, как и о составе его, нет известий. К заседанию царь приготовил особую записку с изложением вопросов, подлежащих рассмотрению и решению собрания. Записка касается двух основных пунктов: заселения Азова и постройки флота. Оба пункта развиты и мотивированы, и эта работа исполнена самим Петром, говорящим в ней от себя в первом лице; слог и приемы рассуждений и доказательств те самые, которые впоследствии будут применяться в многочисленных его собственноручных или им непосредственно диктуемых указах. Записка сохранилась в копии, носит заглавие «Статьи удобные, которые принадлежат к взятой крепости или фартецыи от турок Азова» 1696 года октября 20, и состоит из двух статей. В первой читаем: «Понеже оная (т. е. крепость) розорена внутри и выжена до основания, также и жителей фундоментальных нет, без чего содержатися не может, и того для требует (т. е. крепость) указу, кого населить, и много ли числом, и жалованья всякая откуды» [взять?]. Вторая статья развита подробнее и представляет рассуждение о необходимости не ограничиваться только отстройкой и заселением Азова, но и построить флот. Если ограничиться только восстановлением Азова, то это не будет еще угрозой ни для турок, ни для татар: пехота не будет в силах, выходя из Азова, перенимать набеги татар или «делать поиски» в Крым, а конницы в таком большом числе, чтобы она могла пресекать эти татарские набеги, содержать в Азове нельзя. Неприятель же, видя, что мы не можем удерживать его ни пехотой, ни конницей, возгордится по-прежнему и будет нападать еще сильнее: «паки прежнею гордостию взнявся, паче прежнего воевати будет». И наши двухлетние труды, кровь и убытки пропадут даром, окажутся всуе положенными. При таких обстоятельствах не только нельзя помышлять о погибели неприятелей, но даже и получить от них желаемого мира. Но если только есть желание от всего сердца порадеть о защите единоверных и приобрести себе бессмертную память одним — напряженной работой по изготовлению всего необходимого для войны, другим — непосредственным участием в войне, проливая кровь и побеждая неприятелей («овым непрестанным трудом в приготовлении потребных вещей, иным же пролитием крови и победой над неприятелем»), — то момент теперь для этого самый удобный, фортуна нам благоприятствует на юге, как никогда; счастлив, кто за нее ухватится («понеже время есть и фортуна сквозь нас бежит, которая никогда так к нам блиско на юг не бывала: блажен, иже иметца за власы ее»). И если это так, то лучше всего воевать морем — и близко к татарским владениям, и во много раз удобнее, чем сухим путем, о чем писать пространно не стоит, потому что многие знающие люди сами могут засвидетельствовать справедливость этих соображений. Но для этой цели нужен флот силою в 40 и более судов, и надо решить