class="p1">— Погоди, — и улыбается так, что весь холод с моей спины тут же испаряется.

— А где Эйнар? — я спрашиваю, ещё не видя, просто чувствую, что его нет здесь.

— Оставила у Бояна.

О, Боги, где все мои добрые мысли, весь мой стыд и раскаяние за ревность?… У Бояна. Была у него. Была у него! С ним! В его горнице, в это время… Я затрясся от скрываемой злости.

Он отвернулся вдруг, прерывая связь наших взглядов…

— Ты что?

— Я еду в Брандстан завтра, — говорит мой милый муж, вдруг отвердевшим, остывшим голосом.

— Завтра?.. — я теряюсь. Завтра?! Отчего же завтра?.. И для чего тебе вообще туда ехать, милый… Что тебя ждёт там на этот раз, если тогда ты едва не обезумев вернулся ко мне в прошлый раз?

Я ничего не говорю, я просто жду, что он скажет, как объяснит…

— Рада, поди? — он царапнул взглядом меня.

С чего такая перемена?.. Или… это потому что Эйнар у Бояна? Ну и что?! Он не в первый раз оставляет Эйнара у себя… Или… Боги, почему, почему вдруг ты начал чувствовать это? Что тебя сделало таким чутким сейчас, чутким к тому, что почти задушено мною, что едва теплится?..

— Рада?.. — спросила она, бледнея и, зажав рот бросилась в уборную, где её неожиданно вырвало.

— Тебе так противен мой Брандстан? — сварливо спрашиваю я, продолжая слышать в своей голове это имя «Боян», а ведь ещё нежнее зовёт его часто: «Никтагёль»… Любовника, при мне, при всех, называет так ласково… О, Боги, как мне не взорваться?

— Нет, — Сигню вышла и села на скамью около стены, — временами мне противен ты.

Как под дых ударила… Я повернулся:

— Вот как?! — вспыхивая от её неожиданной откровенной грубости.

— Я беременна, Сигурд, — сказала она. — Не спросишь снова, чей ребёнок?

— Сигню…

— Я ухожу, — вдруг говорит она.

— Куда?

— Пойду, лягу с кем-нибудь, кто первый попадётся, я ведь такая потаскуха! Да, Кай?

И правда встаёт и направляется к двери, я бросаюсь за ней. Но она не обернувшись, говорит:

— Ненавижу тебя сейчас, не ходи за мной! — хлопнула дверью прямо перед носом.

Боги…

Я, конечно, пошёл за ней почти сразу. Я знал, где могу её найти, в её давно необитаемой девичьей спальне. И прощения я вымолил без слов. Она сама жалела о том, что сказала. Как и я жалел. Помирившись, мы не могли наговориться, насмеяться, наласкаться, налюбиться, нацеловаться до самого утра…

Яд Орле, сколько ещё ты будешь отравлять мою душу, мою жизнь?..

Глава 9. Новые жертвы старой войны

Какое это было прекрасное утро и как не хотелось мне, оторвавшись от Сигню, садиться на коня и ехать в мой родной Брандстан, который я скоро начну ненавидеть… Мама, для чего теперь тебе понадобилось видеть меня?.. Ты хочешь вернуть моё расположение? Хочешь, чтобы я забыл и простил всё, что было здесь прошлой весной…

Только бы в действительности была здорова…

Как мне выйти на Свею? Как выйти против страны, сильнее которой я не знаю. Любое вражеское поползновение будет замечено в самом начале и остановлено сильными хорошо вооружёнными отрядами, что охраняют каждый форт, каждый город. Сколько дней понадобится Сигурду, чтобы собрать всю свою рать и прибить нас, едва мы выйдем войскомза пределы Асбина?

За этими размышлениями я приказал организовать охоту. Олень ушёл от загонщиков. Но зато они подняли медведя…

И вот тут, через несколько часов, стоя над трупом огромного, изгнанного из сна в берлоге зверя, из тела которого торчало не меньше полутора десятков стрел, чья кровь растопила снег вокруг него, я обернулся по сторонам и «увидел» как мне выйти на Свею…

Я все последние месяцы силился вспомнить кое-что, что неясным воспоминанием засело в моей голове, что подумалось однажды, когда глядел на Сигурда и Сигню. Догадки кололи меня со всех сторон, но они были так невероятны, так изумительно победоносны, если бы оказались правдой, что я должен был их проверить.

А едва я вернулся в свой терем, мне принесли несколько писем-свитков. Раскрыв их, я вначале долго не шевелясь сидел, словно боясь вспугнуть улыбнувшуюся мне удачу.

Радость наполнила моё злое сердце. Теперь тебе не выстоять Сигурд.

На этот раз со мной в Брандстан поехал Ярни. Тем, что я именно его выбрал себе спутником, я хотел показать матери, как я отношусь к тому, что она устроила здесь в прошлый раз, что я не верю ни одному слову сказанному тогда.

Рангхильда сразу правильно оценила это. Принимая меня в своей опочивальне, лёжа поверх покрывала из чёрной лисы, волосы — красивыми волнами поверх, картина да и только — великолепная богиня на одре, наши вышивальщицы ещё не придумывали таких красивых и величественных сюжетов для своих ковров…

Жаль, это чудо-представление мог оценить только я да отец, который, в отличие от меня не видел ни здорового румянца на прекрасном, без единой ещё морщины, лице Рангхильды, ни радостного блеска её глаз. Лодинн возле постели «больной», исправно подыгрывала. Но я был рад тому, что в действительности Рангхильда здорова. Пусть устраивает что угодно, только живёт вечно… — подумалось мне.

— Ты предателя привёз с собой? — сказала Рангхильда, протягивая мне руку. — На радостях, что родился наследник, ты всех простил?.. Что ж, правильно. Власть важнее любовных разочарований, трон твёрже постели.

Я ничего не сказал. Я подожду пока ей надоест ломаться и она скажет зачем вызвала меня. Надолго её не хватит, деятельная и сильная, она уже, я думаю, изнемогла изображать тяжелобольную перед отцом и приближёнными.

День меня всё же выдержали, прежде чем вызвать снова в парадный зал терема, всё тот же, что стоит в моих глазах с прошлой зимы…

Я смотрю на моего сына. Моего сына, всесильного конунга Свеи. Такого точно, как мне мечталось. За исключением одного, главного. Он ушёл от меня, полностью из-под моей руки… Но… может быть я ошибаюсь, может быть ты ещё можешь вернуться… Ещё можешь быть моим мальчиком?..

— Сигурд, услышь, мать обращается к тебе. Опомнись, кто с тобой. Кем ты окружил себя?

— Недуг, как я вижу, совсем оставил тебя, — улыбнулся я.

Я не стала садиться на трон, памятуя, как он вышвырнул меня с него в том году. Меня, татуированную линьялен!

— Ты насмехаешься?! Над матерью?!

— Мама, я и не думал. Я только рад, что могу со спокойной совестью вернуться.

— Вернуться… К этой негодной женщине!

— Рангхильда! — вдруг громко и зычно на весь терем голосом конунга говорит он, выпрямляясь в кресле. —