Я не могла произнесли ни слова. У меня кружилась голова, ямогла ответить подруге только страстными ласками. Она тоже замолчала. Сплетясьв жарких объятиях, изнемогая от восторга, лаская друг друга как взбесившиесялесбиянки, мы, казалось, передавали друг другу душу через свои сдавленные,похожие на рыдания стоны. Несколько грязных ругательств, несколько богохульств— больше ничего не было слышно. Так мы оскорбляли Природу, насмехались над ней,дразнили ее и, торжествуя в своей безнаказанности и наслаждаясь ее равнодушием,мы надеялись на ее снисходительность только для того, чтобы еще сильнее ранитьее.

— Теперь ты видишь сама, Жюльетта, — заговорилаКлервиль, которая первой пришла в себя, — как мало внимания обращаетПрирода на так называемые человеческие преступления, а ведь она могла быуничтожить нас, когда мы были на седьмом небе от счастья. — Но она несделала этого, поэтому успокойся: нет на Земле преступлений, которые могутразгневать Природу; скорее, все преступления выгодны ей, все для нее полезны;будь уверена, что она внушает нам злодейские мысли, потому что нуждается взлодействе.

Не успела Клервиль закончить свою речь, как из жерлавзметнулся фонтан камней, которые дождем застучали вокруг нас.

— Ага! — сказала я, даже не собираясь подняться наноги. — Это месть Олимпии. Это ее прощальный привет; она извещает нас отом, что добралась до самого чрева Земли.

— Нет ничего сверхъестественного в этом явлении, —заметила Клервиль. — Когда в вечно кипящую лаву падает что-нибудь тяжелое,происходит маленькое извержение.

— Давай перекусим и будем считать, что этот каменныйдождь — не что иное, как просьба Олимпии отдать ей одежду.

Из ее вещей мы отобрали драгоценные камни, все остальноесвернули и выбросили в кратер, где нашла последний приют наша подруга. Потомоткрыли корзину с продуктами. Из глубины вулкана не доносилось больше ни звука,следы преступления исчезли, Природа была удовлетворена. Когда мы спустились,внизу нас ждали наши проводники.

— С нами случилось ужасное несчастье, — заявилимы, подходя к ним со слезами на глазах, — наша несчастная спутница подошласлишком близко к краю и… Неужели ничего нельзя сделать, добрые люди?

— Ничего, — сокрушенно покачали ониголовами. — Нам не надо было оставлять вас одних, тогда этого бы неслучилось. Теперь она погибла, и вы никогда больше ее не увидите.

Когда мы услышали этот жестокий приговор, наши слезы хлынулиеще сильнее, и, заламывая руки, мы сели в экипаж. Через три четверти часа мыбыли в Неаполе.

В тот же день в газетах появилось сообщение о случившейсятрагедии. Фердинанд приехал лично утешить нас, ведь он считал нас сестрами,любящими друг друга. Как бы развратен он ни был, ему даже не пришло в голову,что Олимпия стала жертвой наших козней, и мы оставили его в этом мнении. Лакеевкнягини отправили в Рим сообщить родственникам о ее гибели; кроме того, мыпередали с ними письмо, в котором спрашивали, что делать с драгоценностямипогибшей, оцененными нами в тридцать тысяч франков, между тем как вдействительности от нее осталось трофеев больше, чем на сто тысяч; но к томувремени, когда пришел ответ, нас уже не было в Неаполе, так что все имуществопогибшей подруги досталось нам.

Олимпия, княгиня Боргезе, была нежной, доверчивой,впечатлительной женщиной, любившей наслаждения, обладавшей распутнымтемпераментом и извращенным воображением, но ей недоставало глубины инепреклонности там, где дело касалось принципов; она оставалась добычейпредрассудков, в любой момент она могла вернуться в лоно добродетели и толькопоэтому была неподходящей компанией для двух развратных до мозга костей особ.

Между тем нас ожидало дело, еще более серьезное и опасное.Наутро начинался день, который мы выбрали для штурма сокровищ супруга Шарлотты.Весь вечер мы с Клервиль посвятили приготовлениям: припасли дюжину сундуков иящиков и вырыли большую яму в своем саду; все было сделано под покровомтемноты, и первым, кто нашел в ней могилу, стал землекоп, которому мыразмозжили голову, как только он закончил работу. «Либо вообще обходитесь безсообщников, — советовал Макиавелли, — либо избавляйтесь от них, когдаони выполнят свое предназначение».

Наступил условленный час, и под заветным окном остановилсяэкипаж. Мы с Клервиль, одетые в мужское платье, сами сидели на козлах: слуг мызаранее отпустили на всю ночь и посоветовали им повеселиться за городом.Шарлотта уже ждала нас: она настолько сильно желала получить обещанный яд, чторешила не давать нам никакого повода для упреков. Целых четыре часа онаспускала на веревке набитые деньгами мешки, которые мы укладывали в сундуки,наконец сверху раздался громкий шепот, известивший нас о том, что в казненичего больше не осталось.

— До завтра, — ответили мы.

И быстро доехали до дома, радуясь тому, что за все времяоперации не встретили ни одной живой души. Мы наняли еще одного бродягу,который помог нам выгрузить и опустить в яму сундуки и ящики и которого мыпохоронили сверху, когда он исполнил свое предназначение.

Усталые, взволнованные тем, что стали сказочно богатыми, мылегли в постель, но на этот раз обошлись без плотских утех. Проснувшись наследующее утро, мы обнаружили, что весь г??род говорит о краже, совершенной вкоролевском дворце, и сочли, что настал удобный момент для того, чтобы передатьФердинанду записку королевы, которую ему доставил неизвестный. Прочитав ее,король пришел в дикую ярость и приказал капитану своей гвардии арестовать женуи препроводить ее в Сант-Эльмо, где ее поместили в одиночную камеру и посадилина хлеб и воду. Прошла неделя, прежде чем король , пришел навестить узницу, ита сразу выложила всю правду и обвинила во всем нас. Разъяренный Фердинандпримчался к нам, и у нас состоялся замечательный разговор, который лучше всегопередать в виде диалога.

Фердинанд: — Вы совершили страшное преступление. Я никогдане предполагал, что на подобный поступок способны люди, которых я числил средисвоих друзей.

Клервиль: — Но что случилось?

Фердинанд: — Королева обвиняет вас в том, что вы ограбилимою казну.

Жюльетта: — Мы?!

Фердинанд: — Именно вы!

Клервиль: — Вот это новость!

Фердинанд: — Она призналась, что в какой-то момент у неепоявилась мысль лишить меня жизни, и сказала, что вы обещали ей яд в обмен намои сокровища.

Клервиль: — А вы нашли яд, который, по ее словам, она купилаза такие большие деньги?

Фердинанд: — Нет.

Жюльетта: — Так как же это возможно, что она выложила целоесостояние, не получив обещанного?

Фердинанд: — Я сам удивляюсь этому.

Клервиль: — Сир, ваша супруга — отъявленная злодейка, но, ксчастью, у нее недостает ума; она знала, что мы — ваши друзья, и решилаприкрыть свой гнусный поступок, свалив его на нас, однако этот замысел оченьнеуклюжий и шит белыми нитками.