— Я уверена, что смогу дать им должный отпор.

— Хорошо, подумай о том, что могут сделать люди, поддерживающие правительство? Они выкопают на свет старые глупые сплетни, придумают множество гадостей и получится настоящий грязный скандал. Кроме того, тебя сразу обвинят в отсутствии патриотизма. Ты знаешь, что это всегда было страшным грехом!

— Если вы указываете на ошибки, которые совершает ваша страна, — это не является настоящим патриотизмом.

— Если говорить о практической стороне дела предвыборной кампании, то потребуется много средств. Политики любят много обещать, но в конце концов они для вас ничего не станут делать. Тебе придется за все платить самой. Ты не посмеешь принять деньги от семейства Бонапарт.

— Я об этом уже подумала. Я отправлюсь к леди Холланд. Она всегда поддерживала Бонапарта. Мне кажется, что она мне кое в чем поможет. Было бы неплохо, чтобы демонстранты направились к Лондону, неся с собой плакаты: «Почему вы мучаете умирающего человека?» Ну, и разные другие плакаты. Если эти действия не принесут пользы, у меня имеется другой план. Но это секрет, папа. Наполеон мне кое-что рассказал о финансах.

— Бетси, стоит ли мне говорить об этом?

— Да, папа. Я уверена, что ты не выдашь его тайны. Он владеет огромной судоходной линией. Это — американская компания. Возможно, президент отправится на одном из его кораблей, который зайдет на Святую Елену. С ним будет его жена. Я могла бы отправиться в качестве ее компаньонки. Я надвину на глаза шляпу, буду носить темно-зеленые очки и надену некрасивые темные одежды. И нам позволят навестить императора.

— Интересно, Бетси. Но какая польза будет от этого?

— Это ему продемонстрирует, как я готова рисковать, чтобы только его увидеть. Конечно, все это пустяк. Но он очень болен, и это поднимет его настроение. Если ему станет легче хотя бы на час, все равно дело стоит того.

— Для выполнения твоих планов тебе нужно иметь шкуру, как у крокодила, и бесконечную уверенность в собственных силах, — заметил отец.

Бетси улыбнулась в первый раз.

— Папа, мне кажется, что ты себе даже не можешь представить, насколько я полна решимости.

Вильям Бэлкум улыбнулся дочери. Но потом помрачнел и нахмурился.

— Бетси, все это прекрасно. Ты у нас — решительная девушка, и я уверен, что тебе удастся кое-что из своих планов исполнить.

В особенности это касается подготовки к выборам. Но, дитя мое, ты кое-что позабыла. Некоторое время нам лучше вообще молчать о наших планах, мы ни в коем случае не должны стать героями газетных статей. Правительству много не нужно, чтобы начать борьбу с нами. Пусть пройдет время. Но только не сейчас. Нет, нет, дорогая, не следует превращаться в львицу, а стоит пока изображать серенькую мышку.

— Разве я не смогу быть львоподобной мышью?

Отец потрепал Бетси по голове.

— Погоди, посмотрим, как будет складываться обстановка.

На следующий день к ним пожаловал с визитом Сирил Греннисон. У него было дурное расположение духа, и он почти все время молчал. Наконец мадам Бэлкум встала из-за стола.

— У меня очень много дел. Простите меня. Я беру с собой Джейн и возвращаюсь к нашим занятиям. Бетси, угости гостя чаем.

Именно этого жаждал лейтенант, но, оставшись с Бетси, он, казалось, растерял дар речи.

— Я должен вам кое в чем признаться, — наконец вымолвил лейтенант. — Я сделал непростительную вещь, и из-за этого вы отправляетесь домой.

У Бетси было дурное настроение, но она внимательно взглянула на Греннисона.

— Мне ничего неизвестно. Что же вы сделали?

— Наверно, у меня не хватает мозгов. Да, именно так. Я понимаю, что не так быстро на все реагирую. Словом, после визита к Бони на следующий день мы должны были обо все доложить губернатору. Все походило на допрос школьников строгим учителем. Он настаивал на мельчайших подробностях. Я уверен, что если бы мы рассказали ему о том, сколько крошек упало на дырявый ковер в этой ужасной комнате, он, как собака, навострил бы уши. Когда мы уходили, я обнаружил бумагу в кармане мундира. Странно, правда? Я решил, что кто-то из обитателей Лонгвуда положил мне ее в карман. Теперь я понимал, что действовал весьма неосторожно. Мне следовало уйти и никому ничего не говорить. А потом самому внимательно просмотреть записку. Но я подумал, что моя обязанность отдать губернатору записку, и я отдал этот проклятый клочок бумаги его секретарю.

— В записке был намек насчет писем, пересылаемых в пробках от винных бутылок? — с напряжением в голосе спросила Бетси.

— Да, Бетси, все было именно так. Вы все правильно поняли. Я отдал послание секретарю, как прилежный ученик. Конечно, мне пришлось бы сделать это рано или поздно. Верность королю, стране, вы должны меня понять. Но зачем я так поторопился?

— Действительно, зачем? Сирил, вам не стоит себя винить. Я уверена, что так поступили бы почти все. На свете существует слишком много обязанностей, не так ли?

Он удивленно взглянул на девушку.

— Вы знаете, о чем я подумываю? Я хочу расстаться со званием. Серьезно. Я хочу уйти из армии. Впереди нам не светят никакие войны. Бони уже на закате, а я больше не желаю выполнять функции жандарма на этом паршивом острове. И если я вернусь домой, может, мне удастся видеть вас время от времени?

— Мне приятно, что вам хочется повидать меня. Сирил, я уверена, что вам не следует торопиться. На самом деле, существует понятие долга, и мне… неизвестно, где мы станем жить. Возможно, компания пошлет папу в Индию… или в Кейптаун… Или даже в Австралию. Никогда нельзя сказать заранее.

— Но-но, видите ли. Если я тут останусь, то никогда вас не увижу. Если вы меня понимаете… это будет так плохо. Но если я окажусь в Англии, дома… Я бы мог… Ну как это сказать…

Бетси покачала головой.

— Дорогой Сирил, мне кажется, что ничего не стоит менять.

Лейтенант Греннисон стал очень грустным.

— Вы хотите сказать, что не…

— Да, Сирил, я именно это хотела вам сказать.

Утром того дня, когда они должны были отправляться домой, Бетси с отцом прогуливались по саду. Сначала они гуляли молча. Они устали от свалившейся на них невзгоды. Даже оба братца, которые сначала так радовались возвращению в Англию, помрачнели. Они отправились на причал, чтобы посмотреть, как грузят вещи на судно. Мальчики засунули руки в карманы и вели себя очень тихо.

Вильям Бэлкум смотрел на сосны и подросшие дубы, которые были посажены, чтобы оттенять местные баньяны. Отец сказал:

— Мне жаль оставлять здесь наши сосны и дубы. Ты помнишь, как тебе не нравились местные деревья, когда мы приехали сюда?