Это все не удивило Сали, однако она не думала, что оседлые способны двигаться так быстро. Пока она медлила в Цзяи, беглецы оставались без защиты. Наказание за нарушение кабального договора было суровым. Если чжунская армия настигнет беглецов, выживших, скорее всего, не будет.

— Наши разведчики должны отыскать Предреченного героя.

— Это сложно, — сказала Самайя с явным неодобрением. — Почти все лазутчики ушли вместе с беглецами. А те, кто остался здесь, измотаны до предела.

— Как же мне найти мальчишку?

Самайя задумалась:

— Есть чжунцы, которые, быть может, тебя выручат. Их ремесло — все знать. Не поручусь, что они согласятся иметь дело с катуанцами, но спрос не беда…

— Да, спроси, пожалуйста. Герой Тяньди имеет первостепенное значение.

Ну почти.

Старуха кивнула:

— Я сделаю что смогу. А пока тебе лучше оставаться здесь и не показываться на глаза. Стражники хватают всех подряд. На свободе остаются разве что старики, калеки да те, кто добровольно идет в оковы. Ты выделяешься в толпе, как лев в стаде антилоп.

— Пожалуйста, поскорее. Чем дольше я торчу в Цзяи, тем дальше уходят беглецы.

— Я вернусь, как только что-нибудь узнаю. — Самайя приложила кулак к сердцу и заковыляла к двери.

Ожидание растянулось на два дня. На исходе третьего Самайя прислала известие, что чжунские торговцы в сведениях ей отказали. Шелкопряды не желали иметь дело с катуанцами. Но все-таки она еще попытается…

На четвертый день Сали уже не находила себе места от тревоги. Пребывание в Цзяи становилось бессмысленным; она начала сомневаться в своем решении. Желая сделать хоть что-то — что угодно, — она вышла из укрытия, намереваясь вернуться в школу и поискать следы. Однако стражники по-прежнему наводняли Катуанский квартал — по улицам ходили патрули и дозоры, на стене через каждые двадцать шагов стояли солдаты. Сали не сумела бы выскользнуть незаметно. Квартал превратился в тюрьму.

Круг еще сузился, когда на следующий день в укрытие явилась вооруженная компания. Сали удивилась тому, кто за ней пришел.

Скрестив руки на груди, она наблюдала за тем, как незваные гости ее окружали. Их предводитель вошел последним.

— Вот, значит, как все закончилось. Могучий начальник обороны Незры рубит дрова и таскает воду для оседлых. Как ты меня отыскал?

— Совет Незры по-прежнему возглавляет людей, Сали. То, что от них осталось.

Ариун, по правде говоря, выглядел скверно, как будто несколько дней не спал. Но в глазах у него блестела сталь. Он был готов убивать.

— Ты знаешь, какие беды обрушила на наш народ?

Она кивнула:

— Знаю.

— Солдаты хватают тех, кто остался, — старых, больных, понятия не имевших о заговоре. Их пытают, допрашивают, убивают. Из-за тебя.

— У меня болит сердце от скорби, — ответила Сали, — но разве это не означает, что наш народ непременно нужно вырвать из-под гнета оседлых?

— Мы жили в мире! — взревел Ариун. — Мы обрели спокойствие, порядок, даже процветание… хотя бы для некоторых.

— Не может быть ни мира, ни процветания для тех, кто принужден к рабскому труду!

— Три четверти… — Ариун заходил по комнате. — Твой побег привел три четверти нашего народа к гибели.

— Нет — если они вернутся в Травяное море.

Ариун снял с пояса большую дубину.

— Их смерть будет на твоей совести.

Начальник обороны был грозным бойцом, особенно в тесной комнате и в сопровождении десятка стражей.

«Жребий брошен».

Ариун подступил ближе.

— Слушай, Сальминдэ. Чжунцы требуют твоего ареста. Так же как Жало было ценой, которую мне пришлось заплатить, чтобы наш народ получил право голоса, твоя жизнь станет ценой мира.

Сали, не дрогнув, встретила его взгляд.

— Те, кто ушел, не выживут без моей помощи. Ты сам сказал: я за них отвечаю.

— Ты пойдешь добровольно или нет? — прошипел Ариун.

Сали решительно ответила:

— На кону нечто большее, чем моя голова, Ариун. Подумай сам. Герой Тяньди здесь. Здесь, в этом городе. Необходимо найти следующего Хана. Беглецы нуждаются в руководстве и защите. Незра может возродиться. Хватит прятаться. Нужно встать во весь рост.

— Сдаться — вот как ты можешь искупить свою вину перед теми, кто остался. Соглашайся по-хорошему!

И Ариун потянулся за ее кнутом.

Сали одной рукой схватила его за запястье, другой достала нож.

— Я не буду служить оседлым и не сдамся в плен добровольно. Если ты обязан выдать меня чжунцам, то отдашь им только мое тело. Моя душа обретет свободу. — Она обратила нож лезвием на себя. — Это придется сделать тебе, Ариун, — сказала Сали, наклоняясь к его уху. — Я тебя не виню.

Ариун долго смотрел на нож. Он взялся своей большой мозолистой рукой за рукоятку и стиснул ее так сильно, что пальцы у него побелели. Рука у бывшего начальника обороны задрожала. Сали пристально смотрела в лицо Ариуну, ожидая смертельного удара.

Прошла целая вечность.

И тут тело Ариуна содрогнулось. Он издал мучительный сдавленный крик и швырнул нож на пол, а потом выругался и заходил по комнате, потрясая кулаками. Сали и стражники стояли неподвижно. Глава Совета Незры пинком опрокинул бочонок и наконец, отчасти излив гнев, повернулся к Сали.

— Обещай, что отведешь беглецов в Травяное море. Обещай, что будешь их защищать. Обещай, что Незра поднимется. Обещай мне все это!

— Клянусь звездами на небе, наследием моей крови, моим отцом Фаальсой и матерью Милиэной, клянусь неувядающей силой Вечного Хана и духом нашего народа, — торжественно ответила Сали. — Беглецы увидят, как солнце встает над Травяным морем. Витые башни Незры поднимутся вновь. Наши люди обретут дом.

Несколько мгновений Ариун молчал. Многочисленные морщины у него на лице постепенно разглаживались. Наконец он кивнул.

— Нельзя предложить больше, чем человек имеет. Ты уж постарайся, Сальминдэ. — Он обвел взглядом комнату. — Перебирайтесь в дом Совета. Там вы будете под нашей защитой. А здесь настоящее болото. Вы подцепите лихорадку.

Сали потрясенно наблюдала, как стражи Совета один за другим уходят.

— Что дальше, Ариун?

— А что еще можно сделать? Чжунцы требуют возмещения ущерба от тех, кто остался. Придется платить.

— Это лишнее… — начала Сали.

Ариун перебил ее, шагнув к двери:

— Не трать слов. Что сделано, то сделано. Если наши пути еще пересекутся, забери Жало у этой паршивой шавки Цюань Са и отдай моей семье.

Старуха-катуанка, задававшая вопросы, выглядела не так, как на рисунке, зато словесное описание оказалось точным. Художнику, нанятому Эйфанем, следовало сменить ремесло.