Бумага была желтоватой и мятой. Бечевка — тонкой и, видимо, такой же старой. Газета. Показались витиеватые буквы: «Unterhaltungs-Beilage»[32]. Брайан перевернул первую страницу. Под ней лежала стопка рисунков. Он рассмотрел их. Осторожно выкладывал в ряд на кухонном столе, предварительно убедившись, что там сухо. Разглядывал бумагу и подписи. Несколько раз переводил взгляд на Петру, а в итоге сел.

— Прекрасно понимаю, почему Крёнер их прятал. Вы их оценили?

— Джеймс говорит, это невозможно. Просто так этого не сделаешь.

Петра положила руку на один из рисунков и снова повернулась к инструментам на кухонном столе. Лорин не сводила глаз с самого маленького. Она покачала головой:

— Здесь написано «Леонардо да Винчи»?

Петра молча кивнула:

— Да, здесь и здесь. А вот тут стоит подпись Бернардино Луини.

Лорин замерла и решительно посмотрела на Петру:

— Петра, их нельзя здесь оставлять!

— Это не я решила.

За столом Джеймс не проронил ни слова. Сделав одну попытку, Лорин к нему больше не обращалась, но внимательно и неодобрительно следила за каждым его движением. Ел Джеймс жадно. От своей тарелки он поднимал взгляд только на сервировочные блюда и накладывал себе еду, не предлагая остальным.

— Джеймс, Брайан приглашает тебя прогуляться, — сказала Петра во время десерта.

Лорин ошеломленно на нее посмотрела. Брайан отложил ложку и перевел взгляд на Джеймса — тот перестал есть и молча сидел, глядя в свою тарелку.

— Что скажешь, Джеймс? Пойдем? — спросил Брайан.

На него смотрело безучастное, отчасти безразличное лицо, на котором было написано равнодушие.

— Брайан, мне это не нравится. — Пока Петра доставала верхнюю одежду Джеймса, Лорин отвела мужа в сторону. — По-моему, не надо тебе этого делать.

— Лорин, ну перестань!

— Ты же знаешь, как я к нему отношусь. Тебе правда это надо? Может, мы тоже пойдем? Он же за весь день ни слова не вымолвил. Странный он! — сказала она, подчеркивая каждое слово.

— Петра говорит, он с прошлой недели, когда они ездили в больницу в Лондон, из дому не выходил.

— Все равно мне это не нравится. Брайан, не ходи, ну ради меня! — Она умоляюще на него посмотрела. — Ты не заметил, как он на тебя посмотрел?

Ветер совсем утих. Дующий с востока бриз приносил морской воздух. Земля промерзла, поэтому в той части утеса, где мало что росло, идти было тяжело.

Они шли на расстоянии шага друг от друга. Молчаливые и сдержанные. Брайан несколько раз пытался догнать Джеймса, улыбаясь ему.

— Петра мне рисунки показала, — тихо произнес он.

Вдруг над ними закричали птицы, заставив перевести взгляд на море. Брайан долго подбирал слова и наконец заговорил:

— Они не настоящие, ты ведь знаешь?

Джеймс не ответил, но кратко и вяло кивнул.

Они подошли к краю — холодные волны бились в основание утеса. Брайан поднял воротник и перевел взгляд на друга:

— Кажется, Джеймс, неподалеку мы воздушный шар запускали. Помнишь?

Ответа не последовало. Брайан его и не ждал.

— Счастливые мы тогда были. Хоть все могло плохо кончиться.

Брайан закурил первую за тот день сигарету. Мягкий табак оказывал благотворное действие. До самого города не было видно ни души. Море играло множеством прохладных оттенков.

Джеймс что-то буркнул и плотно запахнул пальто.

— Пойдем домой, Джеймс? Тебе здесь не нравится, да?

Ответом Брайану снова стало бурчание. Джеймс пошел быстрее.

В той точке, где он остановился, они совершенно точно уже были. Много лет назад. Джеймс посмотрел вниз. Потом обернулся.

— Нет, — вдруг сказал он, разглядывая дно внизу. — Не очень помню. Только обрывки.

Брайан глубоко вздохнул. В его слова вплетался сигаретный дым.

— Обрывки чего, Джеймс? Той истории с воздушным шаром?

— Я только помню, что ты оставил меня висеть на утесе.

Лицо Джеймса снова помрачнело.

— Я же тебя вытащил, Джеймс! Разве ты не помнишь? Так уж тогда получилось. Глупые мы были!

Джеймс закашлялся. Брайан посмотрел на него. Сначала он расслабился, а вот уже начал методично напрягать мышцы. Настроение у него постоянно менялось. Петре нелегко с ним приходится.

— Я помню и в то же время не помню, — сказал Джеймс и замолчал, издав гортанный звук. — Ты ведь историю симулянтов так и не узнал? — Он вдруг перескочил на другую мысль.

— Точно не всю. Только то, что слышал от Лорин. То, что Петра ей рассказала.

Джеймс сделал пару шагов по плато — Брайан не сводил с него глаз.

— Эта история — важнейшая составляющая моей жизни. — Глядя перед собой, он затряс головой — снова накатила грусть. — И ведь это даже не моя история. Не очень-то приятно об этом думать, а?

Брайан оглянулся через плечо. До края утеса было меньше метра. Встав напротив, Джеймс впервые заглянул ему в глаза. От света стал меняться цвет его глаз. То серые, то голубые. И неуловимые.

— Петра рассказывала, ты, Брайан, стал врачом, — вдруг сказал он.

— Да, стал.

— И заработал кучу денег.

— Тоже верно. У меня своя фармацевтическая компания.

— У твоих братьев и сестер все хорошо.

— Да, у них все хорошо.

— Мы с тобой сильно отличаемся — да, Брайан?

Когда Брайан заглянул ему в глаза, их цвет отражал оттенки моря.

— Не знаю, Джеймс. Наверное.

Брайан пожалел о своей неискренности в тот же момент, когда Джеймс на него посмотрел.

— Ты думаешь, я не знаю?

Эти слова Джеймс произнес совсем тихо и подошел на шаг ближе. Их лица оказались совсем близко. Дыхание у Джеймса было сладковатое.

— Думаю, я смогу дожить свою загубленную жизнь, — сказал он, сжимая губы. — Но мне много с чем бывает непросто.

— С чем, например, Джеймс?

— С чем? — Он не улыбался. — С тобой, например. И естественно, с таблетками — из-за их отмены. Что люди со мной разговаривают. Что ждут от меня ответа. Что я сразу и Герхарт, и Эрих, и Джеймс!

— Да!

На шее Джеймса выступили жилы. Он медленно поднял руки и потянулся к Брайану:

— Но это не самое ужасное.

Брайан сделал шаг назад, потом слегка наклонился вперед, принимая более устойчивое положение. Глубоко вдохнул.