— Самое ужасное, — продолжал Джеймс, хватая Брайана за руки, — что ты за мной не пришел!

— Я не знал, где искать! Вот и всё! Я пытался, но ты словно испарился!

Руки Джеймса сильнее сжали Брайана.

На мгновение взгляд у Джеймса стал отсутствующим. Потом он овладел собой и тихо зашептал — так тихо, что его слова почти полностью заглушили птичьи крики:

— А хуже всего — осознание, что сам я ничего не сделал.

Судорога, на секунду исказившая лицо Джеймса, потащила Брайана в глубокое прошлое, где паренек с впалыми щеками, живыми глазами и веснушчатой, золотистой кожей в отчаянии дразнил его, пытаясь заставить сделать хоть что-нибудь, пока у него над головой на куски разваливался брезент. «Поверь мне, — говорил он, перед тем как все это случилось. — Все пройдет как надо!» Он снова увидел на лице Джеймса ту самую судорогу. Мольбу, смешанную с презрением к самому себе.

— Ты же не мог, Джеймс, — прошептал он в ответ. — Ты болел.

— Черта с два!

Крик вышел яростным. Изменилось все лицо. В глазах сквозило отчаяние. От жара горела шея.

— Возможно, в самом начале — да! И возможно, заболел уже в самом конце. Но прошло много лет! Очень, черт побери, долгих лет! Все эти годы покой я обретал только благодаря таблеткам. И покой был ужасным: я был Джеймсом, и я был Герхартом, и я был Эрихом, но я не болел.

Джеймс еще сильнее вцепился в Брайана, прервав его возражения.

— По большей части, — заключил он.

Они смотрели друг другу в глаза. Взгляд Джеймса наполнили гнев, неуверенность и грусть. Брайан почувствовал, что теперь всем весом опирается на сжимающие его руки. Приоткрыв рот, Джеймс дважды пытался произнести следующее предложение, и наконец оно прозвучало:

— И ты меня спрашиваешь, помню ли я про воздушный шар! И будешь дальше меня обо всем подряд спрашивать! События, про которые знаешь ты и другие люди, помнит лишь незначительная, крохотная, смехотворная часть меня! Как будто этими вопросами вы все пытаетесь заставить меня повернуться спиной к тем годам, когда я сидел и ждал!

— Почему ты так думаешь? Зачем нам это?

Брайан решительно смотрел на дрожащего человека, потом медленно поднял ладони и взял его за руки.

Джеймс зажмурился. Через какое-то время приподнял брови. По ним было видно, что он взбудоражен, хоть лицо стало спокойным. Он хохотнул:

— В конечном итоге все возвращается по кусочкам.

Джеймс прижал руки к телу. Брайан думал только о том, как удержать равновесие.

— В последние дни я представляю патрульных с собаками. Такого уже много лет не было. Вижу, как они пытаются нас догнать. Подходят все ближе и ближе. А еще вижу два поезда, которые идут навстречу друг другу во впадине. Один — на запад, второй — на восток. Как нам тогда казалось, наше спасение.

Брайан кивнул, изо всех сил пытаясь хоть чуть-чуть развернуться.

— А еще я думаю, может, не надо было нам в поезд запрыгивать.

— Не надо так думать, Джеймс. Какой смысл?

Джеймс наклонился к Брайану — его подбородок чуть ли не лег на плечо. За ними утес окутывал туман. Под ними с востока накатывали волны. Брайан слышал, как они зовут.

Возмущенно хлопая крыльями и недовольно вопя, взлетела морская птица. В ту же секунду Джеймс чуть разжал руки. На сильном ветру он весь дрожал.

Когда Джеймс вдруг расхохотался, Брайан автоматически дернул левой ногой назад. На промерзшей земле он начал скользить. Носок ботинка уперся в край утеса. Казалось, мысленно Джеймс был далеко. Взгляд отстраненный, а смех прервался так же внезапно, как и начался. Резкая перемена настроения казалась и безумной, и логичной.

Утих зов из глубины. Волны перестали его манить. Осторожно, словно вальсируя, Брайан перенес вес тела на правую ногу и обошел Джеймса — тот едва обратил на это внимание. Подобно слабой дымке, напряжение ушло.

У Джеймса опустились плечи. Он разжал руки.

На Брайана смотрело спокойное лицо.

— Хорошо, что мы на тот поезд запрыгнули, Джеймс, — сказал он. — Даже не думай.

Склонив голову набок, Брайан пытался поймать взгляд Джеймса.

— И хорошо, что мы выбрали именно этот поезд, а не другой, — спокойно добавил он.

Джеймс смотрел на небо, а бриз играл с его волосами. Раздувая ноздри, он глубоко дышал. Судя по закрытым глазам, он был совершенно спокоен.

— И знаешь почему, Джеймс? — Брайан долго стоял, разглядывая своего друга.

Когда ветер на мгновение утих, Джеймс открыл глаза и встретился взглядом с Брайаном. Он просто ждал. В лице любопытства не было.

— Если бы мы сели в поезд, который ехал на восток, пришлось бы мне тебя из Сибири забирать!

Джеймс какое-то время смотрел на Брайана, а потом отвернулся. Судя по тому, как мерно бежал по небу его взгляд, он пересчитывал беспорядочно несущиеся облака.

Потом молча улыбнулся и отвернулся от ветра, запрокинув голову назад и подставляя лицо солнечным лучам.

Когда Джеймс оставил его одного, Брайан неподвижно стоял, наблюдая, как он шагает к дому в свете бледных лучей заходящего солнца. Джеймс ни разу не оглянулся.

Когда хлопнула дверь, звук — приглушенный и в то же время потусторонний — долетел до него спустя целую вечность. Брайан закрыл глаза и задышал полной грудью. Не хватало воздуха.

По телу волнами пробегала дрожь.

Когда он наконец опустил плечи, перед ним стояла Лорин.

Она смотрела ему в глаза так, как не смотрела никогда. Он осознавал, что смотрела она в самую глубину. Застегивая воротник, она попыталась улыбнуться.

— По-моему, рисунки поддельные, — сказала она, секунду помолчав, и провела рукой по волосам, проверяя, не растрепал ли прическу ветер. — Я посоветовала Петре отдать их на экспертизу.

— Я догадывался. — Брайан прислушивался к крикам.

Чайки проголодались.

— Не знаю, станет ли она это делать. Джеймс сказал ей, что продаст их. А еще он ей сказал, что сам все устроит, надо только подождать.

Для Брайана ее речь долетала отдельными кусочками. Тем не менее, соединяясь, слова обретали смысл.

— Он все устроит? — Брайан тихо вздохнул. — Все это даже отчасти знакомо.

Лорин взяла его под руку. Обнимая его, другой рукой она поправляла выбившиеся волосы.

— Нехорошо себя чувствуешь? — осторожно спросила она.

Он пожал плечами. С порывами ветра через край утеса перелетали брызги морской пены. В целом Лорин ошиблась. Но странным образом постепенно его охватывало именно такое ощущение.

— Чувствуешь, что тебя предали? — тихо спросила она.

Брайан порылся в кармане. Пачка сигарет оказалась под связкой ключей. Он постоял, держа во рту незажженную сигарету. Ветер трепал ее, и она улетела. Ему показалась занятной формулировка вопроса. Он сам не смог бы его так просто выразить. Когда Джеймс повернулся к нему спиной несколько минут назад, вопрос был открыт.