– Мы поспим восемь часов, – говорит Полли, – а потом все обсудим за ранним обедом.

– Может, к тому времени, – говорит Кэсс, – прояснится многое из того, что сейчас ставит в тупик.

– Может – да, а может, и нет, – отвечает Кертис. – Если что-то ставит в тупик, само по себе это проясниться не может. Так уж получается, знаете ли, что всегда есть какие-то вопросы, на которые нет ответов, вот я и думаю, что лучше оставлять все как есть и двигаться дальше, вместо того чтобы стоять на месте и биться лбом о закрытые ворота.

Парализованный силой двойного синего взгляда, Кертис обдумывает только что сказанное им, и его слова, прокручиваясь в голове, уже не кажутся ему столь убедительными, как в тот момент, когда он их произносил. Он улыбается, потому что его мать учила – улыбка может достигнуть результата там, где слова потерпели неудачу.

Даже если бы он продавал доллары за десятицентовики, сестры вроде бы не идут на сделку. Во всяком случае, ответных улыбок он не видит.

– Лучше поспи, Кертис, – говорит Полли. – Одному Богу известно, что нас ждет, но в любом случае нам надо отдохнуть, чтобы встретить грядущее во всеоружии.

– И не открывай дверь, – предупреждает Кэсс. – Система охранной сигнализации не различает, откуда ее пытаются открыть, снаружи или изнутри.

Они слишком устали, чтобы прямо сейчас обсуждать с ним недавние события, но позаботились о том, чтобы он не ускользнул, не предоставив им шанса с пристрастием допросить его.

Сестры удаляются в спальню.

В гостиной Кертис ныряет под простыню и тонкое одеяло. Собаку еще не искупали, но мальчик все равно приглашает ее на диван, где она и сворачивается калачиком поверх одеяла.

Используя силу воли против материи, на микроуровне, где победа остается за силой воли, он может отключить охранную сигнализацию. Но он должен дать сестрам хотя бы несколько честных ответов и не хочет оставлять их в полном замешательстве.

А кроме того, в этом трудном и смертельно опасном путешествии он наконец-то обрел друзей. Ему еще не удалось в совершенстве овладеть навыками общения, пусть на короткий момент и показалось, что среди людей он стал своим, но с ослепительными близняшками Спелкенфелтер он действительно сдружился, и ему ужасно не хочется вновь сталкиваться с миром один на один, имея на своей стороне только ставшую ему сестрой. Собака мальчику очень дорога, но только ее компании ему уже не хватает. Пусть и расхваливаемое поэтами, одиночество – всего лишь изоляция, а одиночество, поселившееся в сердце, все равно что червь в яблоке, поедающий надежду и оставляющий за собой пустоту.

Более того, близняшки напоминают ему об ушедшей матери. Не внешне. При всех ее достоинствах, мама родилась не для того, чтобы стать звездой сцены Лас-Вегаса. Близняшек роднит с ней широта души, ум, решительность и нежность, которых у мамы хватало на двоих, и в их компании у него создается полное ощущение, что они – его родные сестры.

Уставшая собака спит.

Положив руку на бок собаки, чувствуя, как бьется ее верное сердце, Кертис входит в ее сон и сразу ощущает игривое Присутствие, от которого простые существа, такие, как собаки, никогда не пытались отстраниться. Далеко-далеко от планеты, которую он называл своим домом, осиротевший мальчик тихонько плачет, не столько от горя утраты, сколько от радости за свою мать: она пересекла великую пропасть, и теперь, в присутствии Бога, ей доступно счастье, сходное с тем, что постоянно ощущал он в ее присутствии. Он не может спать, но на какое-то время обретает покой по эту сторону рая.

Солнцу, которое прожгло дыру в западном небе, остается еще несколько часов до погружения в лежащее за горизонтом море, и ветерок, пролетающий над трейлерным парком, вырывается, похоже, из этой самой дыры, горячий, сухой, с запахом раскаленного металла.

В пятницу, через пять часов после встречи с Ноем Фаррелом, Микки укладывала в багажник «Камаро» единственный чемодан.

За это время она успела заменить масло, поставить новые фильтры, ремни привода вентилятора, покрышки. С учетом трехсот долларов, оставленных у детектива, сумма имеющихся у нее денег уменьшилась наполовину.

Она могла рассчитывать только на то, что свяжется с Лайлани в Нанз-Лейк, штат Айдахо. Если бы Мэддок решил ехать дальше, ей просто не хватило бы денег, чтобы преследовать его, а потом вернуться с девочкой в Калифорнию.

Когда Микки вошла в дом, тетя Джен укладывала непромокаемые мешочки со льдом в сумку-холодильник, уже набитую сандвичами, булочками, яблоками и банками с диет-колой. С таким запасом провизии Микки могла не останавливаться, чтобы перекусить, до завтрашнего полудня, и еще экономила деньги.

– Не пытайся ехать всю ночь, – предупредила тетя Джен.

– Не волнуйся.

– Они опережают тебя меньше чем на сутки, так что ты еще успеешь их догнать.

– К полуночи я доберусь до Сакраменто. Там найду мотель, посплю шесть часов и к завтрашнему вечеру постараюсь доехать до Сиэтла. Потом Нанз-Лейк, Айдахо. Буду там в воскресенье вечером.

– С одинокими женщинами в дороге может случиться всякое, – тревожилась тетя Джен.

– Это правда. Но многое может случиться с одинокими женщинами и дома.

Дженева закрыла сумку-холодильник крышкой.

– Сладенькая, если портье мотеля будет выглядеть как Энтони Перкинс, или какой-нибудь парень на станции технического обслуживания будет выглядеть как Энтони Хопкинс, или где-либо ты встретишь мужчину, который будет выглядеть как Алек Болдуин, пни его в промежность до того, как он успеет произнести пару слов, и беги.

– Я думала, что ты застрелила Алека Болдуина в Новом Орлеане.

– Знаешь, этого человека сбрасывают с крыши небоскреба, топят, закалывают ножом, пристреливают, его раздирает медведь… но каким-то образом он опять возвращается.

– Я буду его остерегаться, – пообещала Микки, снимая сумку-холодильник со стола. – Что же касается Энтони Хопкинса… он мне больше напоминает плюшевого медвежонка, пусть и сыграл Ганнибала Лектера.

– Может, мне поехать с тобой, дорогая, с ружьем в руках? – Дженева последовала за Микки к входной двери.

– Неплохая идея, будь у нас ружье. – Выйдя из дома, она прищурилась: яркий солнечный свет, отражаясь от белого «Камаро», слепил глаза. – И потом, ты должна остаться, чтобы ответить на звонок Ноя Фаррела.

– А если он не позвонит?

Микки открыла дверцу со стороны пассажирского сиденья.

– Позвонит.

– А если не найдет доказательств, которые тебе нужны?

– Найдет, – Микки поставила сумку-холодильник на пассажирское сиденье. – Слушай, что это вдруг случилось с моей жизнерадостной тетушкой?

– Может, нам следовало позвонить в полицию?

Микки захлопнула дверцу.