откинула занавеску, что висела на двери, и, встретив его, с улыбкой сказала:

– Замерзли, наверное, дорогой деверь?!

– Спасибо за вашу заботу! – поблагодарил ее У Сун. И, войдя в комнату, снял войлочную шляпу, а невестка протянула руки, чтобы почтительно принять ее.

– Да не беспокойтесь, пожалуйста, мне и так совестно, – сказал У Сун и, стряхнув со шляпы снег, повесил ее на стену.

Когда он снял пояс, стеганую ватную куртку цвета зеленого попугая и, пройдя в свою комнату, повесил их там, невестка обратилась к нему со следующими словами:

– Дорогой деверь, я все утро ждала вас, почему же вы не пришли завтракать?

– Да один сослуживец пригласил меня, – сказал У Сун. – А потом и другой решил угостить меня, только тут уж я не вытерпел и сбежал домой.

– Ну, тогда погрейтесь у огонька, – молвила невестка.

– Хорошо, спасибо, – отозвался У Сун.

Он снял свои промасленные сапоги, переменил носки и надел теплые туфли; затем, пододвинув к огню табуретку, присел отдохнуть. Невестка закрыла на засов входную дверь, заперла черный ход, потом подала в комнату У Суна вино, закуски и фрукты и все это расставила на столе.

– А где же брат? – спросил У Сун. – Ушел куда-нибудь?

– Да он каждый день ходит торговать, – сказала невестка. – А мне захотелось, дорогой деверь, выпить сегодня с вами чашечки три вина.

– Подождем, когда он вернется, тогда и выпьем все вместе, – предложил У Сун.

– Да разве его дождешься? – возразила невестка и стала подогревать вино.

– Присядьте-ка лучше, дорогая невестка, – сказал У Сун. – Вино подогреть я и сам могу.

– Как вам будет угодно, – согласилась невестка.

С этими словами она тоже пододвинула к огню табуретку и села. Возле них у очага стоял столик, уставленный закусками и чашками для вина. Взяв одну из них и почтительно передавая ее У Суну, невестка сказала:

– Дорогой деверь, прошу вас осушить эту чашечку до дна!

У Сун принял чашку и одним духом опорожнил ее. Тогда женщина налила вторую и, подавая ее У Суну, молвила:

– Раз уж погода холодная, дорогой деверь, так для ровного счета надо выпить еще одну чашечку.

– Не смею отказаться, невестка! – сказал У Сун и опорожнил вторую чашку.

После этого У Сун наполнил чашку и поднес ее невестке. Та выпила вино и, снова наполнив чайник, поставила его перед У Суном. Приоткрывши немного белую грудь и распустив свои пышные волосы, она улыбнулась У Суну и сказала:

– Люди рассказывают, что у вас, дорогой деверь, есть певичка, которая живет на Восточной улице, неподалеку от уездного управления. Это правда?

– А вы не слушайте, дорогая невестка, что болтают люди, – сказал У Сун. – Не такой я человек.

– Да я и не слушаю, – сказала женщина. – А только вот боюсь, дорогой деверь, что вы что-то от нас скрываете!

– Если вы, невестка, не верите мне, – настаивал У Сун, – то спросите у брата.

– Да что он понимает! – рассердилась невестка. – Если бы он разбирался в таких вещах, так не торговал бы лепешками. Прошу вас, деверь, выпейте еще чашечку! – и она одну за другой наполнила четыре чашки, и они с У Суном тут же их осушили.

После четвертой чашки женщиной овладела страсть, и она, уже не в силах сдерживать себя, городила всякий вздор. У Сун стал догадываться о ее намерениях и сидел, опустив голову. Невестка снова пошла за вином, У Сун остался в комнате один. Он взял щипцы и начал мешать уголь в очаге. Подогрев вино, невестка вернулась в комнату, держа в одной руке кувшин. Проходя мимо У Суна, она ущипнула его за плечо и сказала:

– Дорогой деверь, вы так легко одеты, вам не холодно?

У Суну стало стыдно, и он не ответил на ее вопрос. Видя, что он молчит, невестка взяла у него из рук щипцы, говоря:

– Вы, дорогой деверь, даже мешать уголь не умеете. Дайте-ка, я раздую огонек. Надо быть таким же горячим, как жаровня, и тогда все будет в порядке.

У Сун молчал, с трудом сдерживая свой гнев. Но страсть этой женщины пылала огнем, и она не замечала, что У Сун начинает сердиться. Отбросив щипцы, она снова налила в чашку вина, отпила из нее глоток и, не сводя с деверя жадных глаз, передала ему ее со словами:

– Если у тебя есть какое-нибудь желание, выпей за него из этой чашки.

Тогда У Сун выхватил чашку у нее из рук и, швырнув ее на пол, воскликнул:

– Надо же быть такой бесстыжей! – и он так толкнул невестку, что она чуть было не упала на пол. Потом, сердито вытаращив на нее глаза, он продолжал: – Не такой я человек, как вы думаете, я не скотина и не стану нарушать нравственные законы! Прошу вас, невестка, оставить ваши бессовестные помыслы. Если я когда еще замечу подобные штуки, то не посмотрю, что вы жена моего брата, и уж тогда вы отведаете моих кулаков! Смотрите, чтобы этого больше не было!

При этих словах женщина вся побагровела и, отодвинув свою табуретку, сказала:

– Да ведь я пошутила. И совсем не стоило понимать это всерьез! Разве вы не видите моего уважения!

Собрав посуду, она спустилась в кухню, а У Сун, возмущенный, остался один в своей комнате.

Было еще совсем рано, когда У старший вернулся со своим коромыслом домой и постучался в дверь. Жена поспешила отпереть, и он, оставив у дверей свое коромысло, прошел в кухню. Лишь теперь он заметил, что у жены глаза покраснели от слез, и спросил ее:

– С кем ты сегодня повздорила?

– Оттого, что ты такой никчемный, – отвечала женщина, – каждый меня оскорбляет!

– Кто же это осмелился обидеть тебя? – спросил У.

– Да ты и сам хорошо знаешь, кто! – ответила жена. – Все твой братец! Увидела я, как он возвращается домой по глубокому снегу, поспешила подать ему вина и пригласила выпить, а он воспользовался тем, что поблизости никого нет, стал говорить мне всякие глупости!

– Не из таких мой брат, – удивился У старший. – Он всегда был честен. Да не кричи ты так, – добавил он, – а то соседи будут смеяться, – и, оставив жену, поднялся в комнату брата.

Войдя к нему, У старший спросил:

– Ты не пробовал еще, брат, пирожков? Присаживайся, вместе поедим!

Но У Сун ничего на это не ответил. Посидев молча некоторое время, он скинул свои шелковые туфли, обул промасленные сапоги, надел верхнюю одежду, шляпу, повязался поясом и пошел к дверям.

– Ты куда? – крикнул ему У старший, но он ничего не ответил и вышел на улицу.