Жакоб Спон и Джордж Уилер восхищенно отзываются об этом острове, называя его «земным раем». В их описании есть один момент, возможно существенный для выбора его Гёльдерлином: «Ботерус когда-то назвал Занте Золотым островом...» (Voyage de l’Italie, de Dalmatie, de Grece, et du Levant, Fast aux années 1675 & 1676 par Jacob Spon Docteur Médecin Aggregé à Lyon, & George Wheler Gentilhomme Anglois. Lyon, MDCLXXVIII. T. 1. P. 142.) Эта книга часто фигурирует в главном источнике романа — «Путешествии в Грецию» Ричарда Чандлера); полную ссылку см. на с. 530.

4

Слова были повсюду; облака — но без Юноны. — Намек на миф об Иксионе, который, пируя с богами, заигрывал с Герой (лат. Юнона): тогда Зевс создал облако в облике Геры. Этот миф впервые встречается у Пиндара (Pyth., 2, 21—80). Ф. Цинкернагель считал непосредственным источником статью Шиллера «О грации и достоинстве», которую Гёльдерлин прочел весной 1794 г. Ср.: «Как только мы заметим, что грация притворна (erkünstelt ist), наше сердце внезапно закрывается и отшатывается стремившаяся ей навстречу душа. Мы видим, что дух вдруг обернулся материей, а небесная Юнона — облачным образом» (Zinkernagel F. Die Entwicklungsgeschichte von Hölderlins Hyperion. Straßburg, 1907. S. 55—56). Но есть и другой источник, тоже наверняка известный Гёльдерлину: «Агид и Клеомен» в «Сравнительных жизнеописаниях» Плутарха. Ср.: «1. Вполне разумно и основательно предполагают некоторые, будто миф о том, как Иксион сочетался с облаком, приняв его за Геру, и как от этой связи родились кентавры, придуман в поучение честолюбцам. Ведь и честолюбцы, лаская славу, то есть некое подобие или призрак доблести, никогда не следуют истине, единой, строго согласной с собою, но совершают много неверных, как бы стоящих между злом и добром поступков и, одержимые то одним, то другим стремлением, служат зависти и прочим страстям...» (Плутарх. Сравнительные жизнеописания: В 3 т. М.: Наука, 1964. Т. III. С. 75). Следующая фраза «Фрагмента» («Как смертельно ненавижу я их...») также подтверждает эту связь. Таким образом, уже с самого начала заявлено две темы: тема любви и тема политики.

5

Мой Беллармин! — Появление этого имени сразу же вслед за именем Игнатия Лойолы заставляет думать о кардинале Роберте Беллармине (1542— 1621), труды которого (особенно его «Disputationes de contraversiis christianae fidei») фигурировали в списках тем для студенческих работ в Тюбингене с давних пор и вплоть до наших дней. Его Автобиография («Venerabilis Roberti Bellarmini S. R. E. Cardinalis Vita, quam ipsemat scripsit anno aetatis suae LXXI») также могла быть известна Гёльдерлину: ее перевод на немецкий был опубликован в «Sammlung der neuesten Schriften, welche die Jesuiten in Portugal betreffen» (Frankfurt; Leipzig, 1762. Bd. 4. S. 48—70). При чтении начала этой автобиографии поражает явный параллелизм некоторых обстоятельств внутренней и внешней жизни Беллармина с жизнью самого Гёльдерлина.

«N. (он пишет о себе в 3-м лице. — Н. Б.) родился 4 октября 1542 года. Его родители были набожные люди, особенно его мать, которая звалась Цинтией и была сестрой папы Марцелла II Она питала теплые чувства к Обществу [иезуитов] и желала, чтобы все ее пять сыновей стали его членами. <...>. Очень рано она приучила их к исповеди, к посещению мессы, к молитве и к прочим духовным упражнениям.

Еще в раннем детстве, я думаю лет с пяти-шести. N. любил произносить проповеди <...>. В юности он полюбил искусство поэзии, и порой случалось, что большая часть ночи проходила у него за чтением Вергилия, которого он изучил так хорошо, что впоследствии, когда он сам начал писать стихи гекзаметром, он не употреблял ни одного слова, которого не было у Вергилия.

Юношей, я думаю на шестнадцатом году, N. произнес проповедь, или слово ободрения, в страстной четверг в самом почтенном братстве города <...>. В ту же пору он с легкостью научился петь и играть на различных музыкальных инструментах. <...>

<...> и однажды он начал серьезно размышлять о том, как бы достичь ему истинного спокойствия души <...>.

В Римской коллегии он пробыл три года, где изучал логику и философию <...> и все три года болел — в первый год он страдал сильной сонливостью, в первый и второй — постоянными головными болями, в третий стали думать, что у него чахотка <...>.

В 1563 году он был послан во Флоренцию для преподавания гуманитарных наук. Там его здоровье начало поправляться. Он обучал молодых людей в школах, прилагая все свои усилия, но примешивал к этому философские вопросы, чтобы приобрести авторитет, и летом прочел лекцию по астрономии и трактат о неподвижных звездах, а в кафедральном соборе держал две речи по-латыни. По большим праздникам он писал стихи <...>.

Во время пребывания во Флоренции N. вместе с патером Марком совершил паломничество в Камальдоли, Овернь и Вальямброзу <...>.

Во Флоренции N. пробыл только год и один месяц, после чего был послан в Мондови <в Пьемонт>. При этом путешествии испытал он многие опасности для тела и души <...>»

(цит. по кн.: Die Selbstbiographie des Cardinals Bellarmin, lateinisch und deutsch mit geschichtlichen Erläuterungen. Hrsg. von Joh. Jos. Ign. von Döllinger und Fr. Heinrich Reusch. Bonn, 1887, — где параллельно дается латинский оригинал и немецкий перевод).

Так что мысль, высказанная в самом начале «Фрагмента» («Эксцентрический путь... всегда один и тот же»), находит подтверждение в Автобиографии и могла возникнуть в результате знакомства с нею. Поэтому же возможно, то имя Беллармин выбрано Гёльдерлином не просто как благозвучное, но и как внутренне связанное с исторической личностью. Отсюда же понятно, почему герой «Фрагмента» встречает его «на развалинах древнего Рима» (в окончательном варианте — в Германии, и даже называет его немцем).

6

...к приветливому морю Смирны... — Новая Смирна (совр. Измир) была основана Александром Македонским в знак глубокого почитания памяти Гомера: во исполнение какого-то предсказания он решил восстановить родину поэта. Город был основан на базе крепости и окрестных деревушек, частично на склонах горы Пагус, частично на равнине, ограниченной морем. По Страбону, Смирна находится примерно в трех четвертях часа пути от своего первоначального места. После смерти Александра Смирна была провозглашена столицей Ионии. Когда Греция стала римской провинцией, многие римские императоры заботились о ее украшении, и долгое время Смирна считалась прекраснейшим городом в мире, а его жители образцовыми в своих нравах и образовании.